Владимир Сухинин - Виктор Глухов. Книги 1-11 [Компиляция]

Симбионт показал озадаченный образ от такого неожиданного предложения и осторожно попробовал, откусив кусок.

— Ешь давай, не ерепенься, — сказал я, вспомнив поучения деда.

Симбионт сморщился и откусил еще кусок.

— Давай-давай, — подбодрил я его, — за малышей ложечку. Мы вон кишмишовку [49] Кишмишовка — самогонка из изюма. пили, и ничего, здоровы.

Вот так, морщась, Лиан слопал всю кляксу. Я осмотрел ауру больного, ставшую снова золотой, вышел из магического зрения и строго посмотрел на хана. Тот испуганно сжался под моим взглядом, ожидая самого худшего.

— Тебя отравили, мураза, и сделали это лесные эльфары. В твоем окружении есть враг под иллюзией. Ищите его.

В этот момент мне сильно приспичило. Да так, что я испугался.

— Где отхожее место? — заозирался я. — Мне надо срочно.

Шаман кивнул страже:

— Проводи и обратно.

Я вскочил как ошпаренный, подталкивая растерянную стражу.

— Веди быстрее! — прикрикнул им.

Еле успел. Освобождаясь от проблемы, я почувствовал облегчение симбионта. Так это он сливал таким образом проклятие, понял я. И, развеселившись, крикнул: "Счастливого пути". В голове прозвучало: "Уро-о…" — и бульк.

Уже совсем с другим настроением, но под конвоем я вернулся в шатер. Там находились все те же трое. Хан лежал, не до конца веря своему исцелению, вокруг него сидели верховный шаман и правая рука. Я, не дожидаясь разрешения, уселся с левой стороны от хана и с вызовом посмотрел на возмущенных такой непочтительностью шамана и Быр Карама.

— Имею право, — нагло заявил я и, не обращая внимания на их шипение, обратился к хану: — Так, больной, покажите язык… Теперь "а-а-а"…

Хан добросовестно выполнял мои указания. Почему я занимался на первый взгляд вроде бы всякой ерундой? Да потому что в этой ерунде был скрыт глубокий и невидимый сразу смысл. Все больные, приходя к доктору, ждут от него помощи и выполняют его указания без споров. У них уже заложено в сознании, что доктор имеет право давать им указания, а они должны их выполнить, потому что он разбирается в болезнях и знает, что и как делать. Если бы я действовал как маг, то не имел бы и доли того влияния на хана, каким стал обладать сейчас. Хан доверял мне как доктору.

Простой пример. К вам подходит человек и говорит: "Открой рот". Да вы пошлете его куда подальше. А когда то же говорит доктор, мы стараемся открыть рот как можно шире. Или пример гинеколога-мужчины, который говорит даме: "Раздвинь ноги", — и она раздвигает. Разницу чувствуете? Дело в том, что между больным и доктором образуется прочная связь, основанная на доверии. С магом так не получится.

Я оттянул веки хана вниз и попросил:

— Поводите глазами из стороны в сторону. Ага… — опять неопределенно высказался я. Постучал пальцами по клыкам, прислушался, повторил характерное для Луминьяна многозначительное "однако" и стал щупать живот. — Не болит? А тут?

Получив ответ, с видимым для окружающих удовлетворением произнес:

— Ну что, больной, кризис прошел. Но организм ослаблен.

— Ты скажи, лекарь, что дальше делать и что с ханом? — грубовато спросил Быр Карам.

— Уважаемый, я вам не лекарь какой-то там. Я дипломированный доктор, можно сказать, земский профессионал. Лекари у вас тут травку курили да спорили, когда хан умрет, скоро или не очень скоро, — обрезал его я.

— А что с великим ханом?

— Кризис болезни прошел, но у него артроз коленей, склероз сосудов и смещение позвонков на спине; кроме того, возрастные отклонения в виде остеохондроза в области шеи. Голову поворачиваете с трудом, больной? — обратился я к хану.

Тот прислушался к себе и, соглашаясь, закивал головой.

— Вот поэтому требуется дополнительное лечение и постоянное нахождение под наблюдением врача. Ну все, больной, выздоравливайте. А я пошел, — поднялся, делая вид, что собрался уходить.

— Куда, хуман, собрался? — осадил меня правая рука и сделал знак охране, те быстро перегородили выход. — А хана кто долечивать будет?

— Не знаю, я пришел его спасти, а лечат его пусть вон братья шамана, — кивнул я на молчаливо сидящего старика. На мой выпад тот только поморщился.

— Присядь, — мягким голосом проговорил хан. — Тебя извиняет молодость и твое умение.

Он дождался пока, я снова усядусь.

— Место по левую руку от меня было свободно, но ты его занял. Сам уселся без приглашения, — усмехнулся он. — Я принял это, не прогнал, теперь ты мой советник, пока я тебя не отпущу. Ты сам принял это решение, я согласился. Теперь тебе за свои поступки отвечать надо. — Он говорил тихо, с расстановкой, давая мне время осознать свое новое положение и статус. И чтобы я понял опрометчивость своего поступка. Это был Гронд, только с клыками, такой же вежливый и опасный.

Я заерзал и обвел всех хмурым взглядом. Быр Карам мстительно усмехнулся, шаман остался сидеть с непроницаемым лицом.

— Так что ты говорил про Барака Абаму? — спросил хан как о чем-то незначительном, без особого интереса — вроде как поддержать угаснувший разговор.

— Барама Обаку, — поправил я. — Что слышал, то и сказал.

— И где о нем говорили как о великом хане? — Лежащий орк продолжал говорить с легкой снисходительностью, показывая, что особого интереса он к этой теме не проявляет. Типа мало ли что говорят. Всем рты не закроешь.

Я принял его манеру и ответил:

— Да болтали разное у сивучей.

Тут не выдержал правая рука.

— Кто болтал? — подался он вперед. Шаман укоризненно посмотрел на Карама, но тот только отмахнулся рукой и в упор уставился на меня.

— У вас, как в любом нормальном государстве, — я ответил ему усмешкой, — пока доберешься до больного, он уже три раза помрет, а советник, который должен знать то, что происходит в степи, спрашивает это у иноземца-хумана. Куда мир катится? — закатил я глаза.

— Человек, не играй с огнем! — Правая рука потянулся своей правой рукой к кинжалу.

— Что, так же, как и сивучи, попытаешься отрубить мне ноги и руки? — Я вел себя нагло, на грани. Шел по тонкому лезвию, но иначе было нельзя. Они должны меня принять именно таким, тогда я что-то смогу сделать. Я расширял рамки дозволенного, и только. Но это было опасно, очень опасно. Я играл на противоречивых чувствах орков. Они выше всего ценили в себе и других смелость и независимость. Уважение и почтительность рассматривали как слабость. А какие дела можно вести со слабым? Только повелевать им. Но я был не орк, а существо в их понимании низшего порядка — человек. Тут могло быть или — или. Но я сумел уже установить незримые нити доверия к себе и пер напропалую.

— Так ты тот студент из посольства, который муразу сивучей обозвал великим ханом? — прервал молчание шаман.

— Да, было дело, — согласился я. — Но вам доложили не совсем верно. Можно даже с определенностью сказать, совсем неверно. Я назвал его великим муразой сивучей. И кто мне скажет, что я был не прав? — Я еще раз осмотрел собравшихся. Мой взгляд был колючим, как шубка ежика, и каждый из глазевших на меня укололся и отступил.