Михаил Ланцов - Консул Руси

— Твою же мать… — выругался Ярослав. — Все свободны. Отдыхайте. Позже продолжим. — Распустил он своих офицеров.

А сам сел думать о том, как решать этот вопрос с семафорами… хотя думалось плохо. Голова была тяжелой. Поэтому, чуть помучавшись, он просто лег спать.

864 год, 1 октября, Новый Рим

Чуть припозднившись на ярмарку в Новом Риме наведался и Рагнар Лодброк. Да не один, а со своими сыновьями, что были уже сами по себе весьма влиятельны. Заодно с отцом же – так и вообще.

Чего стоил только один Бьёрн Железнобокий, который в 859 году достиг Гибралтара, разграбил средиземноморское побережье Марокко, Балеарские острова и Прованс. А потом, возвращаясь домой, в 862 году разорил еще и Валенсию. То есть, три году крайне успешно ураганил на западе Средиземного моря.

Или тот же Ивар Бескостный, отличавшийся неистовостью в бою и самым великим умом среди всех братьев. Превосходя в этом даже отца. Причем, что примечательно, Ивар не имел проблем не с костями, не с ногами. Во всяком случае, не нуждался в костылях, как его образ из знаменитого сериала. «Бескостным» его называли за излишнюю подвижность суставов. То есть, судя по всему, он болел синдромом гипермобильности суставов. Для викинга и воина это было не самым лучшим качеством. Что бесило Ивара, заставляя рисковать и стремиться всем вокруг доказать, что он здоровый и полноценный. Чтобы никто в том не мог усомниться. Откуда и главная особенность его характера – взрывная вспыльчивость и неистовость в бою.

Так или иначе, но Рагнар прибыл на ярмарку с довольно внушительным и представительным сопровождением уважаемых людей. Приведя заодно и весьма недурной караван на продажу. От свеев он привез много железной крицы, что там добывали. Так как знал, что Ярослав скупает ее у всех окрестных славян. Вот и решил подогнать ему большую партию из земель союзных ему свеев. Все равно – по пути. А еще он привез соль с Готланда и соленую балтийскую селедку в бочках откуда-то. Довольно много селедки. Во всяком случае – пять довольно крупных драккаров были основательно загружены бочками с селедкой, мешками с солью и корзинами с крицей.

Но торговля – это просто предлог. Рагнар ехал сюда совсем с другой целью. Однако заходить он решил издалека. И начал беседу с обсуждения Трюггви о котором, по его словам, уже многие болтают. Из-за чего его родственники просили Рагнара, как своего конунга, уладить этот вопрос.

— Большую ли виру положишь за своего сподручного? Родичи требуют крови из-за позора сестры и дочери. Что отец ее, что братья. Они даже уговаривали сына моего, Ивара, выступить на судебный поединок, и взыскать с Трюггви жизнь.

— Откуда же такое недовольство? Он ведь с ней детей не прижил. Отчего и позор ее не велик.

— Трюггви славен своими похождениями у ромеев. Его знают и уважают. Но то, как он обошелся с единственной дочерью уважаемого Олафа никуда не годится. И это бросает тень не только на обиженного старика, но и на меня, как на его конунга.

— Я могу выдать дочь уважаемого Олафа за другого своего сподвижника – лихого командира, что сумел на хольмганге побить верховного военного вождя кривичей. Сейчас он поставлен мной над Новой Троей.

— Волк? Знаю его. Добрый воин. А он-то согласен?

— Он однажды отказал мне, поворотил нос от дочери верховного военного вождя кривичей. И ее пришлось в рабыню обратить. Плохое дело. Но он пообещал согласится, если я в следующий раз кого ему в жены присмотрю.

— А чего отказался? Я про нее слышал. Говорят, девка ладная росла. Кое-кто из моих людей даже к ней присматривался, собираясь свататься.

— Не любит он дерзких женщин. Но видно не судьба…

— Не судьба… — медленно произнес Рагнар. И заржал. А за ним и остальные. Ведь дочь Олафа была еще той девицей с характером буйным и весьма неуживчивым.

— А приданное Олафу снова за нее давать? — отсмеявшись, поинтересовался Ивар.

— Мой человек совершил ошибку. Мне за него и отвечать. Сам дам приданное за дочь уважаемого Олафа. И мое будет не меньше, чем Олаф дал Трюггви. Дабы урона чести не было.

— А Олафу что дашь? — спросил Рагнар с улыбкой.

— А ему-то зачем? Он что, тоже в жены к Волку пойдет? — наигранно удивился Ярослав. — Или я что-то не знаю? И наш славный Олаф на старости лет решил подурить?

Рагнар и его сыновья снова заржали. Еще немного обсудили детали. На том и порешили. Ведь Олаф был человеком Рагнара и этот брак выглядел для него выгодным решением. Во всяком случае иметь связи в Новой Трое в сложившихся условиях выглядело весьма недурным делом. Ярослав тоже это понимал. Поэтому и предложил этот вариант. Чтобы не ссорится со столь влиятельными викингами. Тем более, что воевать с ними он точно не желал и не видел в этом смысла. Ведь от их «трудовой деятельности» зависел объем торговли, что шел через его тот участок Днепровского пути, что он контролировал. Да и вообще – Рагнар и его сыновья – не Харальд или Хрёрик. Это была самая значимая сила на Балтике и в Северном море. И борьба с ними, во всяком сейчас, могла закончится надорванным пупком. Даже если он устоит.

И если участие Рагнара в судьбе Трюггви Ярослав как-то ожидал, когда понял, что родичей этой дамы не приехало на ярмарку, то следующий вопрос поверг консула в сильно удивление. С Рагнаром пришло семьдесят два викинга, которые пожелали наняться на службу к Ярославу. По контракту. То есть, стать варягами. И Рагнар за них хлопотал.

Это предложение было с еще более явным двойным дном, чем хлопоты Лодброка за судьбу дочери своего подопечного. Вряд ли в свете предстоящей военной кампании Рагнар просто так стал бы разбрасываться своими людьми. А о ней на Балтике не говорила только селедка, да и то, только потому что молчалива от природы. Ему почти наверняка каждый воин был нужен. Каждый! А чужих бы он точно не повез и тем более поручаться за них не стал перед людьми и богами. А значит, что? Правильно. Значит ему это было выгодно. Только чем?

Немного поразмыслив, Ярослав пришел к выводу, что это была «домашняя заготовка» самого Рагнара, дабы получить своих людей у этого странного ромея под боком. Как там с Трюггви выйдет – бог весть, а тут дело верное.

Понятное, что варяг, то есть, викинг-контрактник, держит свою клятву очень твердо. И нарушение ее позор несмываемый, что для нарушителя, что для его рода. И того же Бьёрна по уму было бы нужно принимать на службу именно так. Но это совершенно ничего не говорило о том, что эти самые варяги не могут оказывать влияние на своего нанимателя, сохраняя ему вернуть в военной службе. Да и после завершение контракта, ничто не мешает им вернуться на Родину с массой полезных сведений… и, возможно, навыков.