Кир Булычев - Река Хронос [Компиляция]

— У нас будет конференция?

— Я имею в виду уровень ответственности.

— Поздно спрашивать, — сказал Андрей, который ощущал к Аркадию Юльевичу открытую неприязнь, и тот платил ему взаимностью. — Но может быть, вы сами возьмете на себя ответственность?

— Не грубите мне, молодой человек, — устало ответил дипломат. — Вы не представляете, что поставлено на карту.

— Меня ввели в курс дела, — сказал Андрей.

Аркадий Юльевич обернулся к Фрею, и тот кивком подтвердил слова Андрея.

— Этого еще не хватало! — возмутился Аркадий Юльевич.

— В случае необходимости мы всегда можем ликвидировать этого товарища, — ответил Фрей.

Если это была только шутка, то неудачная. К тому же Андрею было известно, что вождь революции лишен чувства юмора.

Аркадий Юльевич хихикнул.

— Забавно, — сказал он. — Очень забавно.

Подошел лифт. Он был старинный, в решетчатой оболочке. В зеркале во всю заднюю стенку Андрей с удовлетворением увидел себя. Он не был готов к этому зрелищу.

Когда ты утром подходишь к зеркалу, то твое лицо непременно готовится к встрече с собственным отражением. Подбородок чуть выпятился, глаза стали строже… А сейчас? Кто это взглянул на Андрея? Несколько взъерошенный, почти молодой человек со слабым подбородком, покрасневшими глазами, уши торчат, как у подростка, губы полнее, чем нужно, но недостаточно полные, чтобы стать внушительными. «А что со мной станется в старости! С ума сойти! Доживу ли я до того возраста? Может, уже дожил? Может, и не нужно более цепляться за эту жизнь? Интересно досмотреть? Кто так сказал? И что досмотреть? Разве у этого спектакля есть последнее действие?»

Лифт ехал долго.

Андрей встретился взглядом с Фреем, и тот тотчас отвел глаза. Смутился. Или испугался. Сказал, поспешил, не подумал. Сам-то ты кому-то нужен?

Аркадий Юльевич смотрел в дверь лифта и шевелил губами, словно репетировал текст.

Лифт остановился на последнем этаже.

Лестничная площадка была иной, чем вестибюль внизу. Чистота лишь подчеркивала ее бедность. Словно ее пустили в этот дом из милости, а она обещала при возможности покрасить двери, стереть со стен совершенно неприличные надписи, вставить выбитое стекло и, уж конечно, поменять жильцов.

Жилица стояла в дверях.

Это была грузная черноглазая пожилая женщина с лежащей на животе объемистой грудью. Одета женщина была в вытертый халат и размалевана от подбородка до волос. Спутанные, некогда завитые оранжевые волосы были седыми у корней.

— Еще пять минут, — сказала она по-шведски надтреснутым басом, — и я бы ушла. Нельзя так опаздывать, товарищи.

Андрей понял филиппику, его познания в шведском позволяли это сделать, но остальные были в недоумении, хотя и почувствовали упрек в голосе и жестах раскрашенной женщины.

Они обернулись к Андрею.

Андрей перевел ее слова, потом сказал женщине:

— Если можно, говорите по-английски.

— Ну вот, — сказала женщина по-английски. — У себя дома я должна говорить на иностранном языке. Неужели вы не смогли добыть приличного переводчика?

Женщина повернулась и пошла в квартиру.

Андрей отступил на шаг, пропуская следом за ней Фрея и Аркадия Юльевича.

В квартире тяжело и дурно пахло — чем-то прогорклым, потом, селедкой, пылью; если в таком аромате пробыть часа два — подохнешь.

Женщина вплыла в комнату.

Там запахи были еще тяжелее, хотя и изменились — кухонные пропали, а парфюмерные стали активнее.

— Рассаживайтесь, — сказала женщина. — Что вас привело ко мне?

Не оборачиваясь, она показала на несколько продавленных кресел, что тесно стояли в комнате, будто ждали покупателя, а сама плюхнулась животом на широченный диван, накрытый разноцветным ковром, который как бы поглотил своими красками и узорами ее халат и огненную прическу. И дама исчезла. Но потом перевернулась на бок и возникла вновь.

Гости рассаживались.

И только тогда дама увидела Фрея.

— Господи, — сказала она. — Как живой!

Она указала трясущимся жирным пальцем на Фрея.

— Вот именно, — сказал по-английски Аркадий Юльевич.

Сказал с облегчением. Будто ждал узнавания и боялся, что оно не состоится.

— Папа меня предупреждал, — сказала дама и с трудом стала поднимать себя с дивана, который был так низок, что Андрей понял — надо помочь пожилой женщине. Но не мог заставить себя притронуться к ней.

Видно, те же чувства владели Фреем и Аркадием Юльевичем. Они также не двинулись с места.

Но помощь женщине пришла из-за тяжелой портьеры, что наполовину прикрывала высокое окно. Штора взметнулась, из-за нее выскочил высокий молодой мужчина в теннисном костюме и белой каскетке. У него было незначительное лицо, на котором запоминались черные усики.

— Моя дорогая, — сказал он по-английски. — Не придавай значения внешним проявлениям. Нам нужны доказательства.

Он потянул грузную старуху на себя и ловко перевернул ее так, что она прочно уселась на диване.

— Как точно, Серж, — сказала старуха. — Как точно!

Коротким округлым жестом она отправила молодого теннисиста за штору, и он исчез, лишь тяжелый бархат медленно покачивался, напоминая о скрытом за ним человеке.

Рука старухи продолжала движение по воздуху и замерла перед ее носом.

— Ну же, — приказала она. — Ну же!

Толстые пальцы в многочисленных золотых кольцах были живыми и независимыми от женщины существами.

— Владимир Ильич, — сказала женщина томно. — Вот моя рука.

Фрей подчинился приказу, но, хоть от него ждали поцелуя, отважился лишь на то, чтобы ухватить двумя пальцами кончики пальцев старухи.

— Очень рад, — сказал он. — Передай ей, Андрюша, что я здесь выступаю под псевдонимом Иванов.

Андрей перевел, чем смутил даму.

— И здесь ты тоже намерен скрываться? — спросила она.

— Я не хочу афишировать, — ответил Ильич.

— Сколько же тебе теперь лет?

— Это не важно, — сказал Ильич.

— Но ты настоящий?

— Я настоящий.

— И отпечатки пальцев?

— Все проверено, — вмешался в разговор Аркадий Юльевич. — Нет сомнений.

— Не исключено, — раздался голос молодого человека из-за шторы, — что ему пришили пальцы.

— Чьи пальцы? — не понял Андрей.

— Пальцы той мумии, что лежит на вашей Красной площади.

— С ума сойти! — обиделся Фрей. — Да вы посмотрите! Это мои собственные пальцы.

— Мне хотелось бы, чтобы все кончилось благополучно. Если вас поймают на лжи, то в первую очередь погибнет Владимир Ильич. Но и нам не поздоровится. Вы же знаете компанию моего папы. Они быстро раскусывают подделки.

— Разумеется, мадемуазель… фрекен Парвус, — согласился Аркадий Юльевич. — Но нам важно ваше мнение.

— Мое мнение? Оно мало кого интересует. Зато меня интересует, на какой процент я могу рассчитывать.