Кир Булычев - Река Хронос [Компиляция]

— Разумное решение, — одобрил действия коллег Слокам. — А вы как думаете?

— Я думаю, что смерть Галины Стюарт и исчезновение Кошко могут быть связаны.

— В самом деле? — произнес Слокам. Англичане великолепно умеют произносить эту фразу, после чего разговор завершается.

— Может быть, вы приедете к нам? — спросила Лидочка.

— Разумеется, — неожиданно согласился инспектор. — Вы меня чудом застали. Сегодня суббота, я зашел на работу случайно. Сейчас я уезжаю с женой к морю. Но в воскресенье вечером я вернусь. Надеюсь, к тому времени ваш друг вернется.

— Хорошо, спасибо, — сказала Лидочка и повесила трубку.

У них тоже бывают выходные.

Им тоже не хочется работать. Может быть, среди английских сыщиков в виде исключения встречаются лентяи. Но будем справедливы: именно в субботу днем, когда ты, движимый чувством долга, сидишь на работе и приводишь в порядок какие-то отчеты, звонит русская дама, несущественный свидетель по безнадежному делу, которое никто никогда не распутает, да и оснований, чтобы его распутывать, нет. Ты вежливо разговариваешь с дамой и отсылаешь ее на понедельник. И может быть, на той неделе в самом деле выберешь время, чтобы с ней встретиться. Не потому, что дела русских в Лондоне тебя занимают, а потому, что любая преступная деятельность в столице Соединенного Королевства представляет опасность для жизни его граждан и должна быть пресечена.

Мы сделали что могли, англичане — что сочли нужным. Русская мафия осталась цела и невредима. Если бандитам удастся трюк с доверенностью на имя Аллы, то они останутся в барышах, а Иришка отправится домой бедовать на бабушкину пенсию и вспоминать о лондонском богатстве, которого она так и не почувствовала. Да и никто не почувствовал.

Слава не был готов к тому, чтобы стать богатым человеком. Он лелеял свое богатство, но в то же время таился и боялся последствий. Он был виноват перед родиной и всем прогрессивным человечеством, что немедленно не отдал все деньги в фонд защиты слепых.

Лидочкой овладело бессильное чувство обреченности. Она всей шкурой чуяла, что Слава мертв. И мертва его Алла. И никому до того нет дела. Кроме Иришки и Марксины Ильиничны, да и в них Лидочка не была уверена.

Когда Лидочка вернулась домой, там царило оживление. Валентина выбежала в палисадник, чтобы встретить Лидочку.

— Он звонил! — заявила она. — Славик звонил. Радость-то какая!

Она лучилась счастьем.

— А кто с ним разговаривал? — спросила Лидочка, заходя в дом.

— Василек, — ответила Валентина. — Василек и разговаривал. Я уж Иришке позвонила, она придет сейчас.

Алла стояла в дверях столовой, сложив руки на груди, и чуть улыбалась.

— Я же говорила, — сказала она Лидочке. — Найдется ваш Славик.

Дверь хлопнула. Ворвалась Иришка. За ней тенью следовал верный Роберт.

— Кто разговаривал с папой? — с порога спросила она.

«Она, как и я, не верит», — подумала Лидочка.

Иришка смотрела на Аллу, готовая ее разоблачить.

— Это ваше семейное дело, — сказала Алла и пошла вверх по лестнице.

— Я говорил, — признался Василек.

— Что он тебе сказал? Где он? Когда вернется? — Иришка выстреливала в Василия вопросами, и тот вздрагивал под их ударами.

— А он не казав, — наконец вымолвил он.

— Казав — не казав… А что он казав?

— Що усе в порядке.

— Да говори ты по-русски!

— Я и говорю, что приедет.

— И больше ничего?

— Не волнуйтесь, сказал, приеду.

— Почему ты решил, что это отец? — спросила Иришка. — Ну почему?

— А он сам мне казав, — ответил Василий. — Он говорит — это я, Славик. Я, говорит, приеду. Ждите.

— Но почему — он? Ты что, голоса не помнишь?

— А слышно хреново было, не разберешь. Я еще кричу — это кто? А он мне — это Славик!

— Чепуха, — сказала Лидочка. — Он не мог себя так называть. Он не выносит это имя.

— Чего ж не выносит? — обиделся Василий. — Имя как имя… ласковое.

— Может, это не Славик? — спросила Иришка. — Может, Сашок?

— Какой еще Сашок, нет у нас Сашка, — ответил Василий. — Да не приставайте вы ко мне! Ну что привязались? Он мне сказал, что он Славик, я и сказал: ну как, Славик, куда ты делся?

Валентина сказала:

— Пошли, Василек, к себе, тебе волноваться нельзя.

Василий подчинился. Он ушел в свою комнату, ворча:

— А я что, нанимался, что ли? Он говорит — Славик, а я что? Я говорю, ты где, Славик?

Иришка стояла посреди прихожей, сжав кулачки. Роберт сделал шаг вперед и обнял ее за плечи.

— Это они подстроили звонок, — сказала Иришка, поглядев наверх. — И ловко рассчитали, чтобы этот идиот подошел. Ловко рассчитали.

— Пойдем, Ирина, — сказал Роберт. — Пойдем к нам. Тебе плохо здесь оставаться.

— Я ее убью, — сказала Иришка. — Если что-то с папой, я ее убью!

— И не думай! — раздалось сверху. Значит, Алла не ушла к себе, а стояла на лестничной площадке и слушала разговор. — Руки коротки!

— Как змею раздавлю!

Было страшно и неприятно видеть, как ненависть искажает лицо девушки. Она была совсем некрасивой сейчас: глаза закрыты, по щекам текут слезы, рот кривится.

— Уведи Ирину, — приказала Роберту Лидочка.

— Пошли, — сказал тот. — Посидишь у нас.

Иришка пошла к двери. Она повторяла, как заклинание, только для себя самой:

— Я ее убью. Я ее убью. Мне не жалко.

Лидочка поднялась к себе. На лестнице она столкнулась с Аллой, которая собралась из дома.

— Это вы подстроили звонок? — спросила Лидочка.

— Чего дурью маешься! — сердито откликнулась Алла. — Больше нечем заняться? Сил с вами никаких не осталось! Одни нервы. Скорее бы все это кончалось!

— Разве это от Иришки зависит?

— А пошла ты…

Алла выбежала из дома. Ей тоже здесь было страшно.

Лидочка, которая купила в городе мороженых биточков и чипсов, пошла на кухню.

Она купила еды на несколько человек — мало ли кто окажется голодным в этом неладном доме.

И оказалась права.

Когда запах жареного распространился по дому, из своей комнаты осторожно выползли барсуки — Кошки.

— И что у нас сегодня на ужин? — ласково пропела Валентина.

— Садитесь, сейчас будет готово.

— Василек, — приказала Валентина. — Посоответствуй Лидочке.

Василий сразу понял и вернулся через две минуты с недопитой бутылкой горилки и со шматом сала, завернутым в газету. Это была большая жертва и говорила о том, что Лидочка осталась единственной надеждой и опорой для краснодарских родственников.

— Я тебя не опасаюсь, — подтвердила предположение Лидочки Валентина, разложив газету на столе и стругая сало.

Василий поставил на стол бокалы и тут же, спеша, разлил по ним горилку — себе побольше, женщинам куда меньше. Ухмыльнувшись по-кошачьи, он сообщил: