Михаил Ланцов - Иван Московский. Том 2. Король Руси

В этих тигельных печах шла очистка крицы от шлака. Измельченную крицу смешивали с известью и мелким речным песком, после чего помещали в высокий тигель из белой глины и плавили. Из-за чего сталь и шлак расслаивались, занимая место сверху и снизу этого глиняного стакана. Поэтому отделить хорошую сталь от отходов можно было довольно легко, просто отхватив зубилом «жопку» со шлаком.

Каждая такая печь позволяла получать в сутки порядка тридцати килограмм стали разного качества. Очень разного, потому что крицу Иоанн скупал по всей округи, как и древесный уголь. Ее везли по Москве-реке, куда струги забирались из Оки, Волги и других рек [54] Годовой расход построенных 20 персидских тигельных печей порядка 400 тонн крицы и 4 тысяч тонн древесного угля. Но работали они только в период открытой воды, так что на практике требовалось вдвое меньше. Для их доставки хватало 30–32 ходок стругов с грузоподъемностью от 40 до 100 тонн (типичных для тех лет), то есть, на практике 2–3 хода десятка стругов за период открытой воды. . Болотной, луговой и речной руды хватало на земле королевства. А она была не только очень бедной, но и нестабильного качества. Поэтому Иоанну приходилось принимать ее наобум, а потом тестировать полученный продукт с жесткой отбраковкой.

Однако, с учетом сезона открытой воды и производительности печей он планировал получить порядка тридцати пяти – сорока тонн хорошей стали, отправив в отвал до шестидесяти тонн. Не в отходы, а в отвал. Потому что он имел на этот брак определенные виды.

С одной стороны, он думал о чугунном литье. Но сам в нем ничего не смыслил, а специалистов под рукой не имелось. С другой стороны, он уже экспериментировал с пудлинговой печью, устройство которой представлял себе лишь теоретически. А она, как ему казалось, могла помочь. Ведь пудлингование позволяло выжигать не только весь углерод, но и иные примеси, включая вредные.

Но так или иначе – тридцать пять тонн доброй стали в год – это круто! Это намного больше, чем еще пять лет назад делала вся Северо-Восточная Русь кричного железа кузнечным переделом. И это, не говоря о качестве, которое у получаемой продукции было просто несопоставимо выше обычного кузнечного «рафинада». Поэтому персидские печи позволяли покрывать все текущие потребности короля в металле для производства доспехов, оружия и прочего. Еще и оставалось на продажу до трети.

Но металл – это просто сырье.

Поэтому понаблюдав за делами этого временного цеха, Иоанн поехал дальше. Миновал второй гидроузел, в котором итальянец не капризничал и сделал колесо как следует. И направился в целый городок из разного рода сарайчиков да навесов. Причем не абы как расположившихся, а под охраной. Вон – целая полусотня конная постоянно была на чеку и бдела, патрулируя окрестности. Ну и загородка – плетень по периметру, чтобы издалека не глазели.

В первых трех сарайчика стояло по горну и примитивные рычажные прессы, благодаря которым бригады по три «бойца» перерабатывали продукцию тигельной плавки в прутки нужного сечения. По оправкам – простым подкладным брусочкам.

Быстро, просто, продуктивно. Пока первый пруток обжимаешь – остальные греются. Обжал. Пихнул обратно в горн. Достал следующий. И так далее. Да, с перерывами на дух перевести и пообедать. Но нон-стоп весь день.

А рядом из этих прутков посредством такого же пресса давили чешуйки для доспехов. Разогрели заготовку. Сунули под пресс. Обжали по форме, заодно и отсекли от заготовки. Снова подсунули. Снова обжали. И так пять-шесть раз, пока пруток не остынет. Потом его снова в горн и берут оттуда следующий.

Но если поначалу Иоанн старался обжимать чешуйку сразу прорубая отверстие, то теперь так не поступал, чтобы пресс-формы были попроще. Теперь рядом с этими лихими ребятами стояли еще ухари и с помощь более компактных и слабых ручных рычажных прессов прорубали отверстия в остывших заготовках. На холодную. А потом передавали дальше – в соседние цеха, где шла механическая обработка этих поделок – в бочке с песком их катали. Вот бочку на ось насадили, ось водрузили на упоры, а потом вращали ножным приводом как примитивный токарный станок. Сначала в бочке с песком покрупнее, потом там, где помельче и далее «терли» совсем мелким песком. Отчего получались чешуйки чистые, гладкие и без заусенцев.

Потом их перетаскивали под навес к сортировщикам. Там их проверяли по лекалам и отбраковывали негодные. А потом передавали под навесы ближе к реке, где размещались ребята по термообработке.

Сначала чешуйки помещали в железные ящики с углем и грели пару часов. Потом нанизывали на проволоку, прогревали в печи да закаливали. И переносили в следующую печь, где отпускали, чтобы снизить ломкость. Таким образом чешуя выходила годная, крепкая, закаленная.

Но на этом обработка не заканчивалась – под следующем навесом их вновь полировали в бочке с мелким песком, чтобы снять нагар, обезжиривали и помещали в слабый раствор азотной кислоты для травления. Чтобы не ржавели как можно дольше.

Таким образом, исключая первичную поковку прутков, над массовым производством чешуек трудилось всего без малого четыре десятка человек. Массовым по меркам XV века, разумеется.

Кольца кольчужные для сборки ламеллярной чешуи делали попроще. Просто брали прутки-заготовки и проковывали их на механическом молоте по оправкам в несколько подходом. То есть, волочили ее кузнечным способом. Но не вручную, а с помощью кое-какой механизации. Молот ведь «шевелила» лошадь.

В итоге получалась проволока квадратного сечения. Ее навивали и далее проводили обработку, как и положено для кольчужных колец. Благо, что они были крупными, крепкими и достаточно массивными, а требовалось же их мало. Считай по числу чешуек. Закалять их тоже не требовалось. Поэтому, на этом направлении трудилась всего лишь дюжина работников.

Третье направление занималось сборкой доспеха.

Оно находилось под навесами, чтобы больше света. И было разделено на несколько эволюций. Сначала совсем молодые подмастерья формировали малые сегменты из четырех чешуек и кольца. Потом те, кто поопытнее, собирали секции крупнее. Потом еще. И еще. И, наконец, самые опытные работники при поддержке личного подмастерья-ученика, собирали на деревянном раздвижном манекене ламеллярную чешую.

Такой подход позволял работнику за световой день с учетом перекуров и ковыряния в носу собирать по два-три доспеха. С учетом выходных по воскресеньям, болезней и прочих неприятностей, Иоанн ожидал, что каждый сборщик сможет собрать за год не меньше шестисот доспехов. А таких у него было аж пять человек. То есть, король надеялся до весны будущего года одеть всю свою армию в ламеллярную чешую. Ну… почти всю.