Дмитрий Дашко - Правильный попаданец [СИ]

Грянул выстрел, левую руку в районе чуть выше локтя обожгло: всё-таки реакция у «Михаила» была отменной, он успел нажать на спусковой крючок револьвера, прежде чем умер – финка вошла ему в горло, туда, куда я метился.

Он выпустил оружие, медленно опустился на колени, а потом упал лицом вниз.

– Вот и всё, – сказал я.

Меня трясло, рука словно горела.

– Тебя ранили! – воскликнул Чалый.

– Ничего, – устало улыбнулся я. – Извини, мне как-то не очень, чтобы очень, сейчас. Вызывай наших… ну и медиков в придачу. Пусть посмотрят.

– Жора… Ты… У меня нет слов! – покачал головой Чалый. – Я снова у тебя в долгу.

– Сочтёмся, дружище, сочтёмся, – сказал я.

Медики прибыли первыми. Женщина фельдшер сначала бросилась к «Михаилу», но я остановил её:

– Бесполезно, он мёртв.

– А с вами что?

– Надеюсь, ничего серьёзного – пуля чиркнула по руке.

Она принялась осматривать рану. И пусть внешне женщина не была привлекательной, а ещё от неё исходил густой запах лекарств и махорки, мне всё равно было очень приятно её внимание.

– Чиркнула, говорите, – сказала она.

Я кивнул.

– Мне так показалось.

– Именно, что показалось. Пуля навылет прошла. Кажется, ничего серьёзного не задели, но рану необходимо обработать и наложить повязку. В госпиталь поедете?

Я отрицательно замотал головой.

– Я уже там был… совсем недавно. Если можно оказать помощь на месте, сделайте милость, пожалуйста.

Она улыбнулась.

– Впервые вижу такого вежливого и воспитанного сотрудника уголовного розыска.

Мне хотелось что-то сказать в ответ, однако в голову лезла откровенная чепуха: глупые и ненужные комплименты, плоские шутки или откровенно неуместные фразы. Так что я решил смолчать, чтобы больше походить на умного.

Она закончила обрабатывать рану, и появились встревоженные Смушко и Гибер. Позади них брёл Чалый. По лицам начальства я понял, что их уже ввели в курс дела.

– Как он? – спросил Смушко у фельдшера.

– Предлагала ложиться в госпиталь – отказывается.

– Что, так серьёзно?

– Нормально всё! – заверил я. – Подумаешь, дыркой больше – дыркой меньше. Пуля навылет прошла. Сейчас, подлатают и всех делов.

– Я не тебя, Быстров, спрашиваю, а доктора.

– Я бы, конечно, предпочла, чтобы раненый находился в госпитале под присмотром – мало ли, вдруг рана начнёт гноиться… Но ничего экстраординарного не случилось, тут я согласна с пациентом, – сказала женщина.

– Товарищ Смушко, я вам нужен, – твёрдо сказал я. – И вы сами знаете почему.

Начальник губрозыска снял фуражку и вытер вспотевшую голову ладонью.

– Нужен, дери тебя за ногу! Только каждый день чтобы на приём к врачу бегал – пусть рану смотрят и перевязывают.

– Есть! – радостно откликнулся я.

Фельдшер ушла. Убедившись, что лишних ушей больше нет, Смушко атаковал меня вопросами:

– Как ты понял, что Баштанов – не тот, за кого себя выдаёт?

– Когда он застрелил того типа, что был связным у Симкина, я подумал – ну мало ли что… всякое бывает. Обстоятельства такие. Что целиться можно в одно место, а попасть в совершенно другое. Потом мне не понравилось его поведение в лавке, когда туда ворвался Симкин. Он мог в него выстрелить, но почему-то промедлил. Если бы не Гром… в общем, плохо всё было бы. Ладно, подумал я – растерялся парень, с кем не бывает. А когда Михаил вместо того, чтобы скрутить Батыра, его убил – стало ясно, что это уже целая система. Потом я вспомнил, как вы ловите Левашова и всё не можете его поймать – значит, среди нас есть тот, кто помогает бандитам. А пока что каждый поступок Михаила был всё равно, что палкой в колёсах. Доказательств у меня не было, я решил взять его на испуг…

– Рискованно, – заметил Гибер.

– Рискованно, но уж больно момент был удачный. В общем, его прорвало. Вместо того, чтобы запираться, он открылся и решил играть в открытую. Видимо давно его истинная сущность рвалась наружу, я лишь помог сбросить маску.

– Проглядели мы его, нечего сказать, – сказал Смушко. – А ведь казался своим в доску: комсомолец, комсорг, отличный оперативник, на хорошем счету… И надо же, что вскрылось!

– Контра – она и есть контра, – вставил Чалый.

– Плохо то, что теперь Кравченко может использовать против нас и этот момент, – сказал я. – Я ведь почему от больнички отказался – не возьмём Левашова и его банду, нас так с дерьмом смешают, что вовек не отмоемся.

– Верно мыслишь, Быстров. Знать бы ещё – успела эта гнида рассказать людям Левашова о засаде? – спросил Гибер.

– Не успел. Он сам мне об этом сказал. Так что надо смерть Баштанова оформить как героическую гибель в схватке с преступником, чтобы никого не встревожить. Пусть о том, кем он был на самом деле не знает никто, кроме нас. Ну, а если Батыр на самом деле сотрудник ГПУ – так это уже керосинчик в костёр, на котором комиссия будет поджаривать Кравченко, – предложил я.

– Слушай, Быстров, чем больше я тебя слушаю, тем сильнее ловлю себя на мысли, что ты тоже не тот, за кого себя выдаёшь! – в упор посмотрел на меня начальник губрозыска. – Может пора тебе расколоться и поведать всю правду товарищам?

Я слегка растерялся. Неужели меня и впрямь вычислили? Ну, а что – памяти настоящего Быстрова у меня нет, вдобавок – мне как ни крути полтинник, разница в три десятка лет, не говоря уже о факте, что я – человек другой эпохи, а это накладывает свой отпечаток.

Наверняка это заметно: по поведению, разговору… Как бы я ни старался вписаться в образ, наверняка без проколов не обошлось, а в гууброзыске люди умеют подмечать перемены.

Может, ну его – эту «легенду», открыться Смушко и Гиберу, выложить всё, как есть: что я – человек из будущего, что нас разделяют сто лет, что там, я тоже был ментом… Потом рассказать, что это самое будущее, которое они строят, окажется далеко не таким уж и светлым, а страна, которая только появляется на карте, распадётся на десятки лоскутков, и некоторые лоскутки будут с огромным наслаждением воевать с соседями.

Понятно, что войнами этих мужиков не удивишь: они только что прошли Первую мировую, Гражданскую… Но впереди Великая отечественная, до неё всего-то двадцать лет. И это будет действительно страшная война, победа в которой достанется неимоверным трудом, десятки миллионов погибнут.

Доказательств у меня нет, я не могу навскидку ткнуть пальцем в календарь и объявить, что через месяц вдруг застрелят посла в каком-нибудь Гондурасе, а после дождичка в четверг Японию накроет тайфун. Моя память хоть и хорошая, но под такое не заточена.

Нет, я помню основные вехи истории, 22 июня 1941-го и 9 мая 1945-го навсегда закреплены в моём сознании. Всё остальное имеет обрывочный и хаотичный характер. Через какое-то время начнётся коллективизация и индустриализация. Когда – не помню!