Александр Забусов - Калика перехожий [litres]

– Рома-ан! Рома-ан, если жив, подай голос! – громко позвал киевлянина.

Со двора вышла женщина, понева которой была обильно испачкана кровью. Присмотрелась, кто мог кричать. Вперила взгляд в Андрея, видно определив, что звал именно он. Окликнула:

– Вой, ходь сюда! Тут он.

Своего напарника нашел во дворе, среди доброго десятка других раненых и увечных. Роман, почувствовав, что над ним кто-то склонился, открыл глаза. Мутным взглядом окинул Андрея, улыбка промелькнула на губах. Он знал, что скоро умрет, к главному поединку на смерть славянский воин готовился с детства, не испытывая страха перед смертью. Даже князь выходил иногда на поединок со знатным противником, чтоб чести своей не уронить, поэтому и Роман был спокоен, зная, что свой земной путь прошел и чести воина не уронил, и уходит он не калекой, а бойцом. Дышать ему было тяжело, грудь, перевязанная чистым куском полотна, обильно кровила, да и изо рта сочилась кровь.

– Пришел? Я уж думал не свидеться нам, – шептали губы. – Вот и все, Андрей, дальше сам. Не успел я.

– Выкарабкаешься.

– Молчи и слушай. Выберешься, добирайся до земель Ростовско-Суздальского княжества. В сорока верстах от Ростова… – Роман закашлялся, продышался, передохнул. – Там, в сельце, Луканино прозываемом, усадьба мово брата двоюродного по матушке, Военега… К нему пойдешь. Скажешь от меня, мол, обскажешь все… ну, что погиб я, землю русскую защищая.

Дернулся, порываясь двинуть рукой, снова закашлявшись, вместе с воздухом изверг из себя сгусток темной крови, отдышался.

– …сними с моей шеи родовой медальон… брату отдашь, кхе-рр-кхерр…

– Рома!

– …Кх-хрр! Успел-л хрр-р.

Тело Романа вдруг выгнулось дугой. Киевлянин хрипло выдохнул и расслабился на веки вечные.

Ищенко ладонью прикрыл веки на невидящих глазах. Снял с шеи серебряный оберег на кожаном шнурке, спрятал за подклад. Со стороны стен послышались призывы:

– Всем воям на стены! Печенеги! Поганые на приступ пошли!

– Прощай, брат! Спасибо тебе за дружбу.

Уже через день Ищенко пришлось брать под свою руку оборону на восточной стене. Никто и слова не сказал, после того как он стал распоряжаться людьми после гибели старшего, ранее поставленного на ней боярином, а там и воевода принял как должное это самовыдвижение чужого боярина на должность.

Хотел пойти к воеводе, когда заметил подготовку степняков к возможному штурму стены.

Печенежский князек Бурчев привел под стены погоста несколько близкородственных семей, это была в какой-то мере даже орда. К тысяче конных степняков куреня, экипированных кольчугами, шеломами и щитами, вооруженных клинками, топориками, луками и сулицами, каждый воин имел при себе еще и волосяной аркан, присоединились на время похода полторы тысячи «бедных родичей», прозванных бродниками, полукочевое воинственное население Дикого поля, своего рода вольница, тоже решили вкусить халявы. Эти допекали сотника и его подчиненный контингент больше всех иных. Вот и получалось по подсчетам Андрюхи, что против населения погоста, которое вместе с жителями укрывшихся за стенами сел и весей, составляло не более тысячи двухсот – тысячи четырехсот человек, взрослых обоего пола, первоначально противостояли добрых три тысячи головорезов.

Посторонние мысли схлынули в потаенные уголки памяти, когда сотни стрел, с горящей паклей, примотанной к наконечникам, выпущенных на скаку с седла, понеслись к частоколу стены. Печенежские сотни промелькнули почти у самого рва, теперь больше похожего на канаву, не представлявшую особой защиты.

– Всем за стену! – повышая голос, приказал Андрей. – Как полезут, бить нападающих из луков. Наблюдателям не зевать! Штурм проспите.

Свесившись с помоста, нашел глазами женщину, габариты которой внушали уважение. Бой-баба из-за кучи мусора и обгорелой древесины смотрела на него.

– Береника, – прокричал, надрывая горло в шуме людского гомона, – будь готова с бабским воинством начать тушение пожаров!

– Мы свой урок ведаем, боярин. Вы сами на стенах не оплошайте! – послышался ответ.

Ряшицкое оборонительное сооружение представляло собой круглое городище с валом и рвом, внутри имевшее детинец. К этому времени рвы уже были завалены, а валы, основа которых состояла из деревянных срубов, забитых землей, основательно попорчены огнем. На валу еще держались наземные деревянные конструкции частокола. Ищенко очень жалел, что боевых башен городище не имело, роль площадок для стрелков играли заборола – боевые площадки с брустверами вверху стены и с местом для размещения воинов. Со стены было хорошо видно, как впереди основных сил бежала, закрываясь щитами, перенося на руках лестницы, штурмовая колонна бродников, за ними по пятам двигалась толпа печенегов, спешившихся с лошадей, непрерывно пуская стрелы в защитников погоста. По действиям противника Андрюха узнал в них «диких», а значит, основной удар придется по боярину. Колонна прошла пепелища посадов, вот-вот приблизится к самой стене.

– Стрелами бей сукиных детей! – скорее взревел, чем выкрикнул кривич.

Всего лишь за сутки он правдами и неправдами приучил подчиненных действовать только по приказу, да это было не так уж и сложно. Профессиональных воинов на участке его ответственности было десятка два, из которых четверо пришлых с ним кривичей, остальные горожане, смерды, заезжие купцы со своей челядью да бывшие подручные Мизгиря, попавшие в погост с целью «взорвать» городище изнутри и ограбить его вместе с печенегами. Лишившись начальства, чтоб не погибнуть под печенежской саблей, они вынуждены были воевать на стороне защитников Ряшиц. Андрей сколотил из разношерстного народа подразделения по типу отделений, назначил из своих бойцов старших и железной рукой привел всех в боевое состояние, нарезав каждому отделению по небольшому участку обороны.

Прежде чем лестницы неприятеля наткнулись на заостренные концы частокола, стрелы русичей собрали малую часть жатвы с поля брани. Бродники, держа над головой щиты, полезли на пятиметровую стену, снизу их атаку поддержали лучники противника.

– Принимай поганых! – подал команду сотник.

Наверху у каждой лестницы сгруппировались подразделения. Приемка осуществлялась следующим образом: основной, орудуя длинной пикой, сталкивал напиравших врагов, двое по бокам, защищали щитами его и себя от стрел, остальной контингент работал на подхвате, где стрельнуть, где уколоть, а то и срубить. Так и отбивались.

На сей раз напор был гораздо сильней, чем прошлые. Бродники остервенело цеплялись за каждую пядь стены, в одном месте смяли оборону, и в заборолу полезла масса неприятеля, одетого в кожу и шкуры, расширяя проход, освобождая место у других лестниц. Торжествующие вопли, крики и стоны поверженных оповестили о том, что враг прорвался не по-детски. Сутолока боя, кровь, смешение бойцов в тесноте проходов, дикий ор. Рядом с Ищенко, стоя спина к спине, непонятно откуда появился седой как лунь дед, ранее незнакомый ему. Он, как медведь-шатун, напоровшийся на стаю волков, кромсал врага топором, отбрасывал в стороны, крутился на месте, уходя от ударов, а трубный голос его разносил по округе, как молитву, слова: