Комбат Найтов - Оружейник: Записки горного стрелка. В самом сердце Сибири. Оружейник. Над Канадой небо синее [сборник litres]

Затем последовала длительная борьба с переменным успехом, предательствами и великими битвами. Все это вело к запустению и разрухе. Успех сопутствовал то одной, то другой стороне, но введя новые силы и полностью оголив север страны, чжурчжэни, которые стали называть себя маньчжурами, перешли в наступление и теснили армии последнего императора Мин, власти у которого хватало разве что на двадцать евнухов собственного двора. Остальное он раздал князьям.

Две европейские колонии у берегов Китая – Макао и Формоза – уже предпочитали иметь дело с правителями Цинь. Правда, одним из самых боеспособных подразделений армии Мин был отряд в триста солдат при двадцати орудиях, предоставленных португальцами. Дело было в том, что из огнестрельного оружия в армиях обоих империй были только бронзовые пушки и немногочисленные генуэзские мушкеты, поставленные сюда лет двести назад. Фитильные. И это в условиях муссонных дождей в южной части Китая.

К тому же вторжение маньчжуров и их чрезмерная жестокость настроили местное население против захватчиков. Крестьянские армии с завидной регулярностью пополнялись новыми добровольцами, и борьба продолжалась с новой силой.

– Ну, что ж, молодцы, быстренько и организованно провели экспедицию и вовремя вернулись. Судя по тем сведениям, которые мы имеем, Коксинга еще не понял, что Формоза для него недоступна, и начал собирать армию вторжения. Наши разведгруппы сообщают о концентрации пиратского флота в бухтах и фьордах западного берега пролива. Причем речь идет о тысячах кораблей. Прикрыть все побережье острова мы не успеваем, поэтому необходим рейд вдоль побережья от Макао до Линьаня, тремя группами кораблей. Самой северной командовать тебе, Оболенский, центральную часть возьмешь на себя сам, Дмитрий Семенович, ну, а на юг великого князя пошлем. Справится? Как думаешь, Дмитрий Семенович?

– Справится, если не будет раздумывать со временем открытия огня. – И здесь подцепил! Мои губы непроизвольно сжались, что и заметил Иван Данилович.

– Поссорились, что ли? Были же не разлей вода!

– Нет, ссориться мы не ссорились, но недопонимание возникло. В Нагасаки. Всю обратную дорогу их высочество на меня дулся.

– На сердитых воду возят! Действовали в Нагасаки правильно и в соответствии с полученным приказом. А приказы государя не обсуждаются. Так-то, князь!

Я промолчал, стараясь не выдавать своих мыслей по этому поводу. Выслушал диспозицию и направился на «Я-703», самый новый из крейсеров, участвующих в походе. Мне в помощь дали лоцмана из голландцев, который хорошо знает те места. Звали его Христиан ван Дрейк. И здесь не доверяют! Остальные пошли самостоятельно!

Выход задерживался на трое суток, «Ярославе Выборгской» требовалось пополнить запасы топлива, воды и продовольствия. А у меня было время познакомиться с группой кораблей, оказавшихся под моим началом. Я, по молодости, не задумывался о том, что совсем недавно закончил корпус и в обычных условиях максимум командовал бы группой на корабле, выполняя команды старших начальников. Должность великого князя и заместителя командующего эскадрой достались мне по наследству от отца.

Командиром на «Ярославе Третьей» был старший лейтенант Суханов, который закончил корпус шесть лет назад. Он отдал мне рапорт, приложив руку к черной пилотке с «крабом». У него все готово, штурманята прокладку выполнили.

Обошли крейсер. Я напомнил ему, что на борту будет находиться иностранный лоцман, он же шпион голландский. Чтобы не забыл ограничить его перемещения по кораблю. Павел Андреевич чуть улыбнулся и сказал, что ему не впервой принимать таких гостей. Вместе с ним мы сошли на берег и двинулись в сторону «европейского квартала», искать нового члена экипажа.

Тот сидел в таверне и разминался ромом перед выходом. Ровненькая обстриженная борода, спускающиеся по ней густые усы, бакенбарды тщательно сбриты. Белый, с кружевами по краям, отложной воротник с острыми концами спускался до середины груди. Широкополая шляпа, которую никогда не снимали, кроме как во время приветствия. Стол заставлен кувшинами с пивом и бутылками с ромом, остатками еды. За столом две сирайки и простоволосая голландка, что выдавало в ней жрицу любви – таверна одновременно выполняла и функции публичного дома. Так было во всех портах, таким способом хозяева заведений тянули из карманов моряков денежку. Лоцман был довольно сильно пьян, впрочем, как и его подружки. Хозяин трактира вытряс из него еще несколько монет, девицы ухватились за полы его камзола и тоже требовали свое. Прихватив недопитую бутылку, он вышел из трактира в нашем сопровождении. Вслед за нами выскочила фигурка в неброском сером платье с чепчиком на голове.

– Вещи твои где? – чуть встряхнув пьяненького, спросил его дядька Саша. Увидев, что мужичка трясут, к нам подскочила девица-голландка и быстро-быстро заговорила. Она уговаривала не бить отца, оставить его живым.

– Да не убиваем мы его. А ты кто такая?

– Я его дочь, меня зовут Анхель. Мать послала вытащить его из трактира, чтобы весь акцепт не пропил. А он уже пьян был сильно и меня не слушал.

– Где его вещи?

– Дома.

– А дом где?

– Там! – девушка махнула рукой куда-то вдоль квартала.

– Пошли!

Они пошли вперед, мы с командиром двинулись за ними. До отхода еще двое суток, поэтому никаких претензий лоцману не предъявить. Впереди, часто оглядываясь, семенила девчушка, за ней, тяжело переставляя ноги и громко бухая высокими сапогами, шел ее непутевый отец, которого придерживал под руку дядька Саша. Таким порядком и добрались до каменного дома, покрытого красной черепицей. Отсюда до причала было метров двести, почти на берегу. Высокая женщина с младенцем на руках надавала подзатыльников и пощечин и лоцману, и девице. Затем вошла в дом и вынесла кожаный саквояж своему мужу, ловко вытащила у него мешочек с оставшимися гульденами, пока он отдыхал на каменных ступеньках, ведущих в дом. Сгоняла девицу еще куда-то, и та принесла что-то в кувшине и четыре глиняные кружки. Пыталась дать нам опохмелиться, но мы отклонили угощение.

На голову лоцмана жена вылила кувшин воды, вытерла того полотенцем и заставила выпить какую-то жидкость из кружки. Девица вынесла из дома три стеклянных бокала с вином и делала книксены, предлагая выпить, пока папу приводят в порядок. Дом был ухоженный, и посуда украшена. Лоцманы зарабатывали неплохо, вот и прощали им жены загулы.

Мужичок малость очухался, взгляд стал более осмысленным, трезвел он быстро. Затем что-то пробурчал жене, та принесла из дома еще какую-то папку из буйволовой кожи. Все это имущество лоцман передал дочери, и процессия потянулась на причал, но к нам присоединилась и жена лоцмана с ребенком. Мы с Павлом Андреевичем, посмеиваясь, вначале наблюдали за сборами, а потом пошли за ними, держась на некотором удалении. Впрочем, перешагивал через борт катера лоцман уже трезвым. Его мадам что-то тараторила ему вслед. Так и осталась стоять на причале с двумя детьми. По трапу лоцманюга шел ровно, его поместили в каюту сразу за штурманской рубкой и приставили вахтенного у двери.