Андрей Земляной - Дело чести

И этому я вижу лишь одно препятствие. — Николай говорил негромко, монотонно, но капитан отчего-то сильно потел, и сидел с широко раскрытыми глазами. — Это препятствие — вы. — Николай бросил взгляд на Игнатовича, и продолжил того дожимать.

— Вы поставили воровство и мздоимство в систему вместо службы государю, и на этом поприще преуспели. Вы даже залезли в карман госпитальной кассе, что ещё будет дорого стоить начальнику медицинской части. Но и это всё не так плохо, как ваша манера распускать руки лупцуя солдат и сержантов за выдуманные и реальные прегрешения.

Собрали вы себе такой список, что и пожизненная каторга будет подарком для вас и вашей супруги. С потерей дворянства, разумеется, и вообще всякого сословия.

— Пощадите. — Капитан, громко стукнув коленями рухнул ниц. — Дети малые…

— А о солдатских детях вы думали, когда воровали из дарственных денег? — Негромко спросил генерал. — Званые вечера всё устраивали. С кем тягались? С командиром гарнизона? Так он целых три дивизии обворовывает. Масштаб другой. Кстати, по его душу уже едут люди из коллегии финансов, так что будет ему бал. С конфискацией и променадом по Сибири. — Николай помедлил. — Пётр Сергеевич, вы же когда-то были блестящим и подающим большие надежды офицером. Когда всё сломалось?

Капитан молча стоял на коленях низко опустив голову.

— Я даю вам действительно последний шанс. — Николай вздохнул. — Не потому что я такой добрый. У меня просто нет людей вам на замену. Но если вдруг, снова обнаружится воровство, я добьюсь для вас примерного наказания. Это значит, что ваша жизнь и жизнь вашей жены и детей, будет совершенно уничтожена. Это такое дно империи, что за ним только подземная тюрьма и могила. Готовы вы к тому, что вас возненавидят собственные дети?

— Я…

— Да вы, конечно. Кто же кроме вас. — Николай встал. — Через неделю придёт первый груз в адрес вашей роты. Обмундирование, оружие, и снаряжение. К этому моменту вам нужно будет поднять хотя бы коробку склада, где всё это будет храниться. Узнаю, что пропала хоть крошка — можете всем офицерским составом, спарывать погоны, и изучать тюремную феню. Предполагается, на базе вашей роты, в течении года, развернуть батальон усиленного состава в полтысячи человек. Должность полковничья, с которой и на пенсию уйти не зазорно. Также будут продвижения и всех офицеров, если конечно они подтянут боевую подготовку. На всё у вас три месяца. В сентябре сюда к вам приедет комиссия, которая будет решать вопрос о будущей численности подразделения, и только от вас, зависит решение комиссии. Я же со своей стороны порекомендую комиссии проверить вас со всей внимательностью. Так что выбор у вас невелик. Грудь в крестах или голова в кустах.

— Отслужу. — Хрипло произнёс капитан, не вставая с колен.

— Полно, Пётр Сергеевич. Время слов уже прошло. Теперь нужны дела.

Как ни хотелось Николаю сесть в свой самолёт, чтобы к вечеру уже быть в Москве, но пришлось ехать к генерал-губернатору, с совершенно пустым визитом, дабы не прослыть невежей.

Резиденция губернского начальника находилась в Кремле — старинной крепости, которую брал в своё время Феофан Грозный.

Увидев генерала, часовые сразу взяли «на караул», а в тихом здании, вдруг забегал разнообразный народ, показывая рвение перед лицом заезжего начальника.

Пётр Михайлович Боярский, руководивший губернией с 11 года, мужчина среднего роста, широкоплечий, с аккуратными усиками задорно смотревшими вверх, и гладкой причёской, даже вышел из кабинета чтобы приветствовать дорогого гостя, и сразу же, не слушая возражений, повёз обедать в ресторацию Парус, что находилась прямо на верхнем этаже железнодорожного вокзала, откуда были видны и пристани и открывался роскошный вид на Волгу.

Теперь, когда железная дорога шла сквозняком через город, она пролегала вдоль Волги и уходила через мост, дальше в сторону Урала.

— Вот ведь, князь. Сделали мост через пути, а народ всё норовит понизу. И штрафуем, и в холодную запираем, а всё одно. Уже десятый человек под колёсами свою смерть нашёл с начала года.

— Всё одно будут лезть, хоть забором все пути обнесите. — Николай пожал плечами.

— А вы, признайтесь, не по нашу ли душу прибыли? — Генерал-губернатор рассмеялся. Взяток он практически не брал, и столичных ревизоров не боялся.

— Вот верите ли, но нет. — Николай легко улыбнулся в ответ. — По государеву повелению, хозяйство у меня ныне совсем другое, и заниматься гражданскими нет никакой возможности.

— А мы, я имею в виду весь губернаторский корпус, были весьма впечатлены, с какой скоростью была уничтожена преступная империя Никодима Петровича Усольского. Собирал ведь, не один десяток лет, прикармливал генералов, судейских да прокурорских, а вон как всё решилось. О вас, князь рассказывают страшные вещи. И что сами лезете в пекло, и что лично руководите расследованиями… И всё это в столь юном возрасте. Многие из нас, если не все, я имею в виду служилое дворянство, искренне завидуют вашему батюшке.

— Это ещё что. — Николай рассмеялся. — Знали бы вы, чему учат маленькую Анечку Белоусову.

— Это как раз хорошо. — Пётр Михайлович улыбнулся. — Всё нам на пользу что врагу во вред. А я уверен, что Анна Белоусова будет такой же верной защитницей империи, как и вы.

Так под неспешные разговоры, они расправились с салатами и приступили к вкуснейшей волжской «тройной» ухе.

Толстой-Милославский Сергей Сергеевич предводитель дворянства, и князь Голицын Лев Львович, надворный советник[5] служивший вице губернатором, появились одновременно, и пока они шли к столу, на нём будто по волшебству появились ещё два прибора, а рядом пара кресел.

— Пётр Михайлович, что же вы так, приватно, и даже не познакомите нас с вашим гостем. — Укоризненно покачал головой с роскошной гривой Толстой-Милославский — подвижный полноватый мужчина средних лет, в вицмундире с погонами гофмейстера[6]. Крупное мясистое лицо украшал большой нос и полные губы ценителя жизненных удовольствий.

Лев Львович Голицын, как и подобало воину, напротив, был высок, строен, и носил плотную бороду клином, и роскошные длинные усы. Он одним взглядом пробежал ряд наград Николая, и покачал головой. Выходило так, что те, кто называл молодого генерала выскочкой, и политическим назначенцем, просто дураки. Два высших ордена Ниххон, российскому подданному, за просто так, на грудь не падают. Но и кровавый след, тянущийся за Белоусовым — младшим, был такой ширины, что всякому головорезу будет за честь. Собственно, родной племянник князя Ефима Петровича Голицына, и напросился на эту встречу, для того, чтобы лично посмотреть на человека одно имя которого порождало в свете бурные споры, едва не переходящие в ссоры. А увидев лично, был некоторым образом удивлён, потому, что видел перед собой огромного страшного зверя, который тем не менее был прекрасно обучен, и воспитан, никогда не путал приборы, и не употреблял белую рыбу под красное вино, хотя и того, лишь пригубливал, скорее обозначая питьё.