Андрей Земляной - Дело чести

Медленно словно в дурном сне, первая вскинула большой чёрный пистолет, и словно в тире стала дырявить тех, кто бежал к ней из экипажа, преграждавшего путь впереди. Затратив на это чуть больше пары секунд, развернулась, и такой же пулемётной очередью срезала тех, кто набегал сзади, пока вышедшая из машины девица ловким ударом ноги выбила револьвер у первого, и продолжая разворачиваться, по дуге ударила пяткой второго с ножом так, что тот выронил свой тесак, и рухнул на асфальт. Добив ударом кулака первого, присела на колено, тоже выхватив пистолет.

— Чисто! Вдруг выкрикнула первая, зорко оглядываясь по сторонам.

— Чисто! — Вторила ей другая.

— А это я отнесу в Вечёрку. — Решил Амфитеатров, только через полминуты отмерев от столбняка, в который впал при виде двух разъярённых фурий. Заметка конечно получалась весьма короткой, но с таким содержимым она вполне могла попасть на первую полосу. И в который раз Александр Валентинович, пожалел, что не носил с собой фотографический аппарат, которые в последнее время стали совсем карманными. Фотографии могли бы получиться совершенно феерическими.

Полиция приехала быстро, но уперевшись в жетоны Тайной Канцелярии и хорошо известный всей московской полиции Спайкер Си-пять, хмуро забрали трупы, оставив живых на попечение дам, которые сразу повезли пленных в московское подворье братства Святого Георгия.

Уже через десять минут, оба пели соловьями, а дежурный по подворью, слегка отругав дам за гору трупов, отпустил их восвояси. Ему вместе с прибывшей летучей командой Тайников предстояло разгребать всю кучу проблем.

Весть о провале операции, в дом Милюкова, принёс человек наблюдавший за тем что происходило стоя на углу, с лотком для папирос.

Думал Никифор Петрович Сальский недолго. Он хорошо знал привычки и характер своего начальника и благодетеля, и ни на секунду не сомневался, что как только ему станет известно о неудаче помощника, то следующим шагом будет устранение оного. Потому что всем было известно, что в тайной канцелярии говорят даже немые, и подписывают протоколы безрукие.

Можно было ещё успеть на рейсовый воздухолёт до Германии, но особого смысла в этом не было. Между Рейхом и Россией несколько лет назад был подписан договор о взаимной выдаче преступников, и это была просто отсрочка неизбежного.

Можно было ещё попытаться сбежать и затеряться на просторах России, но Никифор не любил бегать. Человеком он был степенным, основательным и солидным, который не мыслил себя в бегах.

Но самый очевидный выход из ситуации Сальский гнал от себя словно надоедливую муху, понимая с каждой минутой, что промедление вгоняет его в гроб вернее всякой пули.

Он встал, сложил несколько толстых папок в портфель, затем отошёл в угол кабинета, и сдвинув тумбу с комнатной пальмой, поднял кусок паркета, и вытащил из тайника ещё несколько бумажных укладок. Не заботясь даже о том, чтобы спрятать тайник, подхватил располневший портфель, и пошёл к выходу.

Как и полагал дежурный офицер, все скачки только начинались. Через час после стрельбы на Покровке, на подворье Братства приехали несколько офицеров Личной Его Императорского Величества Канцелярии, во главе с генералом Белоусовым, и люди из Особого Управления Тайной Канцелярии.

Собственно, канва дела была ясна практически сразу, как и имена фигурантов. Но вот что в связи с этим делать, было совершенно непонятно. Помощника Милюков не отдаст. Поднимет вой на всю страну, окружит адвокатами в три слоя, но не даст и слова сказать. А без показаний господина Сальского вся история распадалась как гнилое дерево.

Точку в бесконечных спорах поставил дежурный офицер братства, влетевший в комнату совещаний с квадратными глазами.

— Господин генерал-майор…

— Докладывайте. — Прервал его Белоусов.

— Никифор Сальский сам пришёл в приёмную Тайной Канцелярии, и требует адвоката и оформления чистосердечного раскаяния.

— И? — Не выдержал полковник Саитов.

— Везут сюда под охраной. В бронеавтомобиле, с конным конвоем.

— Ну хоть у кого-то ума хватило. — Каледин успокоено вздохнул. — А почему сюда? У нас и камеры посерьёзнее, да и места поболе.

— Монастырское подворье не подчиняется законам Российской империи. — Уточнил Белоусов — старший. — Отсюда его не выковырять ни солдатами, ни адвокатами. Но что касается хорошего законника, есть у меня один на примете. — Белоусов достал из кармана небольшую записную книжку, и пролистав страницы, подошёл к телефону.

— Алло? Компания Русский щит? Будьте добры, Владимира Ульянова пригласите к телефону. Кто говорит? Генерал Белоусов. Нет барышня, не тот который Николай Александрович, а тот который Александр Денисыч. Да, пожалуйста.

Для проживания господину Сальскому отвели вполне уютные трёхкомнатные апартаменты во внутреннем замке, правда поставив у входа трёх охранников. Еду привозили из лучших московских трактиров и ресторанов, а, чтобы узник не скучал, даже поставили радио, и аудион Понятова с кучей записей.

И всё потому, что сеанс чтения папок, привезённых Сальским затянулся на две недели. Конечно, можно было раздать документы десятку офицеров и каждый подготовил бы своё резюме, но Белоусов настоял, чтобы слушания проходили в присутствии прокурора, судебного врача, и личного адвоката Никифора Петровича — господина Ульянова.

К этому моменту, сам Милюков тоже был под стражей, правда в условиях куда менее комфортабельных, и подолгу беседовал со своим адвокатом Николаем Платоновичем Карабчевским, которого внезапно оплатила «Комиссия по защите свободы» Британского парламента.

Вся эта суета проскочила мимо Николая, так как хозяйство требовало постоянного контроля и управления. То хунхузы на восточной границе соберутся в огромную банду, для грабежа российского Дальнего Востока, то спокойная вроде обстановка в Одессе, сломана молдавскими и греческими контрабандистами, начавшими отстрел таможенников и пограничников.

Дел, для Внутренней стражи хватало с избытком.

Осенью, когда прения по делу Милюкова и его помощника только-только начались, Сикорский выкатил на лётное поле СИ-25 бис. Полностью пассажирский самолёт, с увеличенной дальностью, и даже с некоторыми удобствами. Шестнадцать кресел в салоне, который отапливался и был герметичным, что позволяло машине забираться довольно высоко. Плюс к этому, у бывшего бомбардировщика были большие иллюминаторы, и салон отделан шумоизоляцией, что резко улучшало комфорт для пассажиров. В целом, новая версия двадцать четвёрки получилась достаточно тяжёлой, неповоротливой, и спокойной, как в общем-то и положено пассажирскому самолёту. И поскольку самолёт разрабатывался на деньги и под заказ Внутренней Стражи, то первый десяток машин уходил именно в ведомство Николая, несмотря на обиженное сопение со стороны армии, флота, и государственных служб. Хотя в принципе все понимали: — случись что, именно с начальника будут спрашивать причины провалов. Так что определённое скопидомство среди руководителей имперских контор было нормой.