Влад Поляков - Падение полумесяца [СИ]

Метнулись, до поры затаились, решив как следует выждать, дабы потом вновь начать проводить привычную для их ордена политику и вдруг… Да-да, для них случившееся стало неожиданным, в то время как люди более сообразительные давно успели понять все риски пребывания на магометанских землях после крайне успешного первого и начавшегося второго Крестового походов, организованных нами, Борджиа. Что османы, что мамлюки, что прочие — народец крайне простой, незамысловатый, до боли предсказуемый. Получив как следует по мордам и утерев кровавые сопли, они… готовы были выместить поражение на тех, кто точно не сможет должным образом ответить. До поры их ещё что-то сдерживало, но объявленный джихад привел сначала к Большой резне в Стамбуле и не только в нём на территории Османской империи. Ну а тут, в Мамлюкском султанате… Правильно, Иерусалим. Верно, в основном под удар попали францисканцы. Ну а в качестве довеска особо дурные паломники, у которых, видимо, совсем не хватило мозгов.

Вырезали реально всех по своему милому обыкновению. Затейливо резали, с яростью и местами даже элементами фантазии. Кого-то распинали на крестах, простом и «косом»; других затравливали сворами псов; кое-кого, привязанного к стене или дереву, расстреливали из луков или просто оставляли на палящем солнышке. Про такие естественные у магометан забавы как сажание на кол, подвешивание крюком за рёбра и сдирание кожи заживо я и не говорю — это было в порядке вещей.

За что боролись францисканцы и сочувствующие, на то и напоролись. Они постоянно твердили, что самый тяжкий грех — это гордыня. Однако своими смертями доказали, что нет ничего греховнее глупости, ведь именно она и привела их братию к подобному печальному, но закономерному исходу. Жалко ли мне их было? Откровенно сказать, ни капельки. Тот ещё народец, гниловатый, трусоватый и воплощающий — не они одни, а в череде прочих — наиболее неприятные черты авараамизма. Конкретно, его христианской ветви, ну да это уже детали.

Были францисканцы на так называемой «святой земле», а потом по вышеупомянутым причинам разом сплыли. Стал ли чище воздух? Отнюдь. Ведь вся магометанская шатия-братия оставалась, Правда, недолго. Ну вот как сия сборная солянка, приправленная фанатизмом, могла устоять против отборных испанских войск Гонсало Фернандеса де Кордовы? Да и не они одни, высадившись в порту Газы, двинулись прямиком на Иерусалим. Имелись и части португальского короля, и прочие, представленные куда меньшим числом, но также жаждущие откусить куски славы, добычи, земель… Не зря же было дано обещание, что и Иерусалим окажется в совместном владении всех участников этого Крестового похода, и бывшие владения крестоносцев — и не только они — станут достойным воздаянием за хлопоты. Станут лишь тем, кто действительно приложит усилия, а не станет изображать оные, на деле отсиживаясь в сторонке, в ближайших кустах. А то знаю я некоторых… например, венецианцев. Ох уж это их вечное стремление усидеть задницей на всех стульях сразу, да ещё и выгоду немалую получить, желательно в полновесных золотых монетах. Не-ет, сейчас не выйдет. Им вообще о другом беспокоиться следовало. Сильно так беспокоиться!

Что Иерусалим? Да пал он в сжатые сроки, и недели не прошло с того самого момента, как войска подошли к городу. Учитывая же, что сведения о резне уже успели дойти до крестоносцев, а Гонсало Фернандес де Кордова был мужчиной воистину суровым… церемониться с защищающей город мамлюкской швалью он не собирался. И пленных брать у него также желания не возникло. Кто не успел сбежать из числа мужчин — был либо убит в бою, либо обезглавлен после взятия города. Женщины и дети? Их по опять же предварительным строгим договоренностям, никто не трогал, если, конечно, те не пытались кидаться с дубьём, ножами или камнями. Подобных просто… устраняли во время нападения. Самооборона, она оправдана в любых случаях подобного рода. Видели, знаем, насмотрелись в родном времени на то, как запрет реагировать должным образом на такие вот инциденты приводил к смертям военных и не только, а действия, необходимые по любой логике и здравому смыслу… вполне могли привести на скамью подсудимых одних и к бегству куда подальше других, более сообразительных и понимающих, что на поражённое толерастностью и прочими болезными государство в таких случаях надеяться нельзя. Ибо оно само тебя и схрумкает, тварина страшная!

— А ты опять на стене и вновь в раздумьях, король Италии и теперь, как я думаю, ещё и Египта. Или есть ещё один Борджиа, на голове которого окажется не Железная, не Серебряная, а иная корона?

Катарина Сфорца, ну кто ж ещё. Сказать, что Львица Романии подкралась незаметно, было бы неправильным. Я услышал её приближение задолго до того, как она заговорила. Охрана опять же бдила, а потому подойти ко мне мог лишь тот или та, кто был в очень коротком списке заслуживающих доверия. Остальные исключительно с предварительным докладом от охранников. Тут ведь даже не замок Святого Ангела, твердыня Борджиа внутри тоже ни разу не беззащитного Рима, этого Вечного Города.

— Я пока в раздумьях, — не стал скрывать от союзницы то, что не являлось сколько-нибудь значимой тайной. — Была Лукреция, которую пришлось подготовить, воспитать в меру сил, чтобы корона не была на её голове мёртвым и бесполезным грузом. Но то, что ты назвала Серебряной короной, иначе короной Сербии, уже красуется на её прекрасной голове. Египет же… Ну не юного же, пусть и старательного Джоффре поднимать до королевского уровня, право слово!

— Почему бы и нет? Он неглуп, старателен, верен тебе, — подойдя, Сфорца облокотилась о парапет, смотря на происходящее вне Каирской цитадели, столь отличное от того, что было там совсем недавно, когда город только-только был завоёван. — Я могу даже из сейчас правящих монархов назвать несколько… гораздо неприспособленнее, чем твой брат.

— Вот видишь, — поневоле улыбаюсь. — Ты и сама понимаешь, что Джоффре, несмотря на то, что Борджиа по крови, по духу не дотягивает до той ступени, что необходима для по настоящему достойного правления. А уж в составе империи или вне её…

Упс! Мало-мало проговорился. Хотя… Львица Романии, а ныне Паучиха из Милана, как её стали называть недруги, очень умна, чрезвычайно догадлива. Наверняка давно поняла, что Лукреция, моя действительно любимая сестрёнка, пусть и не кровная родня мне настоящему, киллеру Кардиналу из далёкого будущего и может иной реальности — она не стремится к полной независимости и без понукания, без уговоров сделает корону Сербии частью общеимперской. Благо и говорили мы с ней, «отцом» и вообще близким кругом о далеко идущих планах. Джоффре же, тут иное. Член правящей семьи — это да. Наместник в регионе, где не ожидается чего-то форс-мажорного? Вполне. Да и то у меня в таком случае будет гораздо больше надежд на его женушку, не в меру блудливую и откровенно нимфоманистую Санчу из неаполитанской ветви Трастамара. Эта, несмотря на все свои недостатки, умом не обделена, равно как и коварством, и хитростью, и готовностью принимать и требовать исполнения любых, сколь угодно жёстких решений. У неё ведь в прямых предках тот самый король Неаполя, который так любил ужинать в компании своих врагов… точнее их чучел, выделанных опытными таксидермистами. Бр-р, даже мне не по себе становится, стоит вспомнить это безумие!