Комбат Найтов - Амурский вальс [litres]

– Это – за отца, за мать, за Катю, за Светку… – он перечислил всё и всех, нанося удары самым кончиком златоустовской кованой булатной именной шашкой деда с георгиевским крестом на обушке. Затем поднял за ногу майора одной рукой.

– Дверь открой! – заорал он. Ему открыли обе двери.

– Меч его! – Шашка влетела в ножны, и в его правой руке появился дайто.

– Заберите свою падаль! Где двадцать пять тысяч? Быстро! Шевелись! – Ему с почтением и поклонами передали пять упаковок, причем не военных, а имперских йен.

– Запомните! Вы пришли на нашу землю! Мы вас не звали! И с вами, со всеми, будет так! Кто к нам с мечом приходит, от него и умирает. – И он плашмя ударил катаной об косяк, мгновенно переломив древнее оружие сразу на три части. Ему еще дед показывал, как это сделать.

Выйдя из консульства, Илья уже успокоился. Организовал его охрану, просил передать послу, что красные казаки требуют, чтобы охрана посольства составляла не более десяти человек, и внешние посты будут милицейскими, а не японскими. По толпе, собравшейся у здания, гуляли слухи и домыслы. У одного из казаков спросили, за что их командир так японца отделал?

– Он с солдатами убил всю его семью, сжег их дом, да что там дом, дворец целый, трехэтажный, конезавод и все постройки.

– Да я б ему за это яйца бы отрезал! – тут же заявил спрашивающий.

– А это что? – казак пальцем показал на окровавленный кусочек плоти, валявшийся в луже крови. – Яйца ему оставили, а писать будет враскоряку, как баба. Детишек захочет, ан нечем! – хохотнул казак. – Илейка наш шашкой, как бог, владеет, что и показал. Он же его не убил, умирать он будет долго и болезненно.

– Батюшки-светы, да он – зверь! – запричитали женщины в толпе.

– Он – не зверь, он – мстил. А месть за такое – должна быть страшной. Так у нас, казаков, спокон веку.

– На конь! – послышалась команда Ильи, и четверть-сотня не торопясь двинулась обратно в порт. Он понимал, что ему влетит от командования, но упускать такой шанс он не хотел.

– Где был? Почему штаб бросил? – услышал он от Лазо.

Неторопливо достал и бросил на стол пачки йен.

– За деньгами ехать пришлось, японцы обещали, а не везут и не везут. Пришлось напомнить.

– Эт как?

– Да Ямаду надо было в госпиталь отправить, а некому. Деньги – Ямада обещал. Вот! – Илья протянул листок с плакатом.

– И что? Сам отдал?

– Да нет, у него столько не было, консул отдал.

– Ты что мелешь, какой консул?

– Японский, жить-то всем хочется.

– Ты был в консульстве?

– Не, в консульство не пустили, в коридоре разговаривали. Я забрал Ямаду и вышел на минуту, затем его вернул обратно, чтобы в госпиталь отвезли. Ямада уже отсчитать не мог, так я консула попросил рассчитаться по объявлению. Все нормуль!

– Ты понимаешь, что это – война?

– Мы – вне закона, японцы об этом сами говорили, и за стол переговоров с нами не садятся. Это – Азия, Сергей. Они по-другому не понимают, хоть и носят европейскую одежду. Они понимают только силу. И чем больше мы будем лебезить перед ними, тем более кровавой будет наша победа. Помяни мое слово. Земцам скажи, чтобы передали японцам, что они, земцы, нам не указ. Ямада убил мою семью, разорил мой дом и завод, за что и ответил. Толпой его не били, это был поединок. Я – сильнее, и это по кодексу. К политике это никакого отношения не имеет. Убийца должен быть наказан.

– Они в бутылку полезут!

– А у меня в гостинице иск лежит на четырнадцать миллионов йен. Готов из них заплатить бедному инвалиду за увечья полмиллиона. Торгуйся, товарищ Лазо. Кроме денег, они ни фига не понимают.

– Хорошо, передашь бумаги мне.

– А ты их еще припугни, что я в Хёйдзё, с дивизией, за деньгами собрался.

– Ты – дойдешь, ты можешь! – хохотнул Сергей Георгиевич и начал звонить в Совдеп по этому поводу.

Ночью состоялся еще один бой, теперь на правом фланге, за минным городком, северо-восточнее, под горой Попова. Еще один японский батальон, выдвигаясь от Екатерининского форта, попал в огневой мешок у грузовой станции на Первой речке. Наблюдатели, выставленные у рабочего городка строителей 3-го форта, успели сообщить о выдвижении колонны с двумя бронемашинами. В районе трех мостов минеры смогли заложить три морских мины, а два батальона милиции, усиленные полуэскадроном казаков, взяли под обстрел падь в районе истока Первой речки. Командовал там Стрешнев, у которого получилось зажать противника в очень неудобном месте и уничтожить его. В этом ему отлично помогал гарнизон форта Суворов, в составе четырех батарей. Ради сохранения секретности японцы не заняли «старые форты», где оставались, пусть и немногочисленные, крепостные гарнизоны. До боя в Золотом Роге и наказания Ямады большое их количество сохраняло верность бывшему правительству Розанова, ну, а если точнее, то просто не хотело воевать. Считало, что пришли «калифы на час», воду намутят, щеки надуют и, при первой же угрозе со стороны японцев, сдуются и сдриснут из города. Решительность «амурских» произвела впечатление, и гарнизоны фортов старой линии обороны начали выходить на связь со штабом и приводить себя в боевое состояние. Владивосток – город военный, и зависимость бывшего «правительства» от японцев многим была против шерсти.

Утром Илья проснулся «знаменитостью»! Sic est gloria mundi! [3] Так приходит мирская слава! ( лат .) Все газеты города и ближайших окрестностей, включая японские, китайские и колониальные, вышли со статьями, посвященными не столько перевороту во Владивостоке, сколько «местью «амурского магната и мультимиллионера», разоренного японским офицером». Земцы не умели воевать ничем, кроме пера, и раскрутили эту историю так, что вся мировая пресса среагировала на произошедшее в городе. Это сейчас состояния начинаются с «арбуза», а тогда на счету был каждый миллион, а как только состояние переваливало за десяток, то человек считался не просто богатым, а очень-очень богатым. Амурский банк из Благовещенска давным-давно переехал во Владивосток под охрану японцев, так как банкиры первыми чувствуют неустойчивость власти. Они подтвердили земцам, что состояние Николая Васильевича до войны оценивалось примерно в 4–5 миллионов фунтов и значительно выросло, в связи с увеличением стоимости племенного поголовья. Они предоставили справки, что большая часть капитала была переведена в Русско-Китайский банк, со штаб-квартирой в Харбине, оккупированном Японией, и листок с розыском является средством замораживания счетов японской администрацией. То есть применены внеэкономические меры для блокирования возможности использования счетов наследниками. Все называли это грабежом и требовали от Японии снять арест и выплатить требуемую компенсацию одному из самых богатых семейств края. Скандал принял международные размеры. Уж что-что, а вопрос защиты капитала – один из камней преткновения всей капиталистической юриспруденции. Иск товарищ Глеб составил качественно, выпятив заодно выставленные Японией препятствия на пути подачи подобных бумаг. В общем, через день консул принял документы к рассмотрению из рук военного министра Земского правительства Сергея Георгиевича Лазо, действовавшего по генеральной доверенности со стороны истца. Илье заходить второй раз в консульство категорически запретили. Сам он, в перерывах между размещением народной милиции в фортах «старой линии», давал многочисленные интервью во все газеты, в чем ему активно помогал Луцкий, полиглот и очень подкованный большевик и разведчик.