Александр Михайловский - Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир [сборник litres]

В смутные годы первой русской революции, когда в угаре террора и насилия возникла и окрепла партия социалистов-революционеров и ее легендарная Боевая организация (БО), он, сам непосредственно не участвуя в «эксах» и терактах, подводил теоретическую базу под действиями БО, которой руководил опытный и безжалостный Евно Азеф. Каждый занимался своим делом: боевики кидали бомбы и стреляли из револьверов, получая после поимки за это «столыпинский галстук», а товарищ Чернов сколачивал политический капитал, став одним из лидеров партии социалистов-революционеров. А Евно Азеф, щедро получая деньги: от кровавых «эксов», от охранки и еще из нескольких, так и оставшихся неизвестными источников, лихо кутил в фешенебельных кабаках с дамами полусвета и щедро пользовался всеми радостями жизни.

Разоблачение Азефа и «скорострельные суды» премьера Столыпина вскоре свели на нет влияние партии эсеров в России. Ни разу ни в кого не выстреливший и не обидевший даже мухи Чернов в газетных статьях, печатавшихся за рубежом в социалистических изданиях, продолжал обосновывать и поддерживать идею террора, прекрасно зная, что ему самому за это ничего не будет.

Не так, совсем не так представлялось ему будущее свободной России, сбросившей оковы самодержавия. Год назад он вместе с Савинковым и Авксентьевым, уже в виде законченного политического продукта, прибыл в революционный Петроград для участия в дележе полагающихся борцам с режимом теплых местечек и министерских портфелей. Почти сразу же он получил во 2-м Временном правительстве, возглавляемом его однопартийцем Керенским, пост министра земледелия. Эта была вершина его политической карьеры, тот самый момент, когда он был уверен, что все дальнейшие преобразования в России будут происходить исключительно под знаменем партии социалистов-революционеров.

Казалось, настал долгожданный момент – дореволюционная эсеровская программа-минимум предусматривала проведение земельной реформы – вот тебе карты в руки, давай – действуй! Но нет, вся его реформа ограничилась пустой говорильней без всяких практических результатов, а злободневным аграрным вопросом пришлось заниматься ненавистным Чернову большевикам, которых он еще и обвинял в воровстве.

Вот как писало тогда одно сатирическое издание:

«Мужицкий министр по профессии. Это предсказала ему еще бабушка, когда министру было три года. Представительный человек. В прокламациях сам себя рекомендовал как “селянского министра”. Седая львиная голова, на устах постоянно сахарная улыбочка, любит шуточки, красное словцо и немножко пафоса. С виду это “Барин на крыльце, / С выраженьем на лице”, а по речи крестьянский ходатай и печальник, готовый положить душу за други своя. Вот так слушает его товарищ-крестьянин, расплывется лицо у него от предвкушения радостей, и подумает он: “Эх, барин, твоими бы устами да мед пить!” Обходительный человек, что и говорить. И он обойдет действительно, когда нужно, “проклятый вопрос”, не скажет: нет, не скажет: да, он просто воздержится от голосования, по старинной поговорке: “слово это серебро, а молчание – золото”» .

Чем дальше развивалась революция, тем становилась она непонятней для Чернова. Неожиданно набрали силу и влияние большевики, раньше имевшие в трудящихся массах ничтожный авторитет. Они принялись всеми силами умножать свое влияние, несмотря на то что уж их-то, большевиков, ни в какое Временное правительство никто не звал и министрами не назначал. А на их вождя, Ульянова-Ленина, полиция открыла охоту, отчего он вынужден был скрываться, передав все практические партийные дела совершенно второстепенным людям, вроде Джугашвили-Сталина или Бронштейна-Троцкого. Последний даже выручал Чернова, когда во время июльских беспорядков в Петрограде тот был задержан матросами в Кронштадте, мотивируя это тем, что не стоит мешать общему делу мелкими насилиями над отдельными случайными людьми.

Одновременно падал авторитет Чернова и среди однопартийцев. Вот что писала о нем в те дни левая эсерка Берта Бабина-Невская:

«Чернов не является для меня образцом социалиста. Талантливый теоретик, прекрасно писал, но в личной жизни вел себя недостойно социалиста. Во время революции лидер партии, министр земледелия, вместо того чтобы заниматься своим прямым делом, крутит роман и меняет жену… это недостойно. Как вождь он совсем не удовлетворял никаким требованиям, просто хороший теоретик. Разве не он, когда-то талантливый и умный теоретик, детально разработал принципы и порядок проведения социализации земли без выкупа, которая входила в программу-минимум дореволюционной партии социалистов-революционеров? И не он ли самый, оказавшись министром земледелия первого революционного правительства, позорно ее проворонил, позволил вырвать инициативу из рук своей партии? Он, бывший в свое время участником циммервальдской конференции, не сумел вовремя прекратить войну. Он оказался главным виновником раскола партии, прежде сильной и пользовавшейся популярностью среди рабочих, а не только лишь крестьянских масс, как то всегда стараются изобразить большевики…»

Вся беда партии эсеров заключалась в том, что Чернов, сыграв важную роль в ее создании и организации и будучи ее единственным крупным теоретиком, в то же время, когда настали бурные революционные дни, на широкой политической арене, когда политика сменила собою идеологию, оказался абсолютно непригодным к роли партийного вождя. В течение лета семнадцатого года политический капитал эсеров был промотан из-за ее участия в импотентном Временном правительстве. В конце августа семнадцатого года Чернов окончательно покинул Временное правительство, но запущенные еще в феврале процессы продолжали неумолимо развиваться, приближая неизбежную развязку.

Предчувствуя конец революционной демократии, после выхода в отставку Чернов писал, что она, эта самая демократия, получив власть, показала способность «слишком много разговаривать, и слишком мало делать» . Войдя в раж самобичевания, Чернов обвинил своих бывших соратников по Временному правительству во «властебоязни» и предупреждал, что «если, получив вотум народного доверия, мы его не используем и будем топтаться вокруг власти… то эта пустопорожняя тактика может произвести впечатление полной государственной импотенции и привести к разочарованию народных низов. По-видимому, большевистский бурун грянет неотвратимо. Я безрадостно гляжу на ближайшее будущее… Ответственно мыслящая часть трудовой демократии будет ослаблена и дискредитирована. Надо было не упускать, когда все шло прямо к нам в руки, а “не удержался за гриву, за хвост и подавно не удержишься”» .