Александр Михайловский - Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир [сборник litres]

Что касается агитации, то тут самолет из России, несомненно, имел успех. Уже после посадки непривычная к подобному зрелищу публика толпами сбежалась посмотреть на диковинный аппарат. Кроме того, самолет был красив сам по себе, и на аэродроме среди «фоккеров» и «альбатросов» он выглядел, как прекрасный лебедь, приземлившийся на птичьем дворе, среди уток и кур.

В ближайшие дни посмотреть на это чудо техники придет не одна тысяча берлинцев. А ведь будут еще демонстрационные полеты, во время которых красным, хорошо заметным в небе аэропланом смогут полюбоваться миллионы немцев. Трудно сказать, насколько он поможет в агитации в пользу коммунистических идей в поддержку Клары Цеткин и Карла Либкнехта, а вот реноме Советской России прилет этого самолета поднял высоко.

Вопрос, касающийся поставки самолетов в Германию или продажи лицензии на их производство, вызвал сразу несколько проблем. Это был удар по самолюбию германской нации. Ведь в начале XX века первое место в рейтинге самых технически развитых держав делили Великобритания и догнавшая ее Германия, за ними следовали ускоряющиеся США, ну а далее – Франция с Австро-Венгрией, Италия с Японией. И лишь в самом конце находилась Россия. И то попала она туда благодаря оригинальной конструкции все того же «Ильи Муромца», подтвердив, что «может собственных Невтонов российская земля рождать».

И вот «последние» продают «первым» не сырье или полуфабрикаты, а высокотехнологическое изделие – продукт умственного труда. Нет, авиационное КБ Цеппелина, скорее всего, купили бы по одному экземпляру этого самолета, но только для того, чтобы разобрать его по винтикам, понять все его секреты и потом построить свои аэропланы. Все остальное считалось бы унижением немецкого национального достоинства.

Вторым препятствием являлось отсутствие гражданской авиации как таковой. В нашей истории «Люфтганза» возникла лишь в 1926 году. Конечно, есть еще возможность получить военный заказ, но тут многое зависит от того, какая вожжа попадет под хвост канцлеру Тирпицу и кайзеру Вильгельму. Но даже если германское правительство и купит самолеты, то по одному демонстрационному образцу для своих авиастроительных фирм, дабы те сделали чисто германский аэроплан, по тактико-техническим характеристикам лучший, чем русский. Впрочем, попытка не пытка, потому что ТБ-2, он же «Добрыня Никитич» – это лишь первая ласточка нового советского авиапрома.

5 ноября 1918 года.

Лондон. Кинг-Чарльз-стрит.

Министерство иностранных дел Великобритании.

Начальник Генерального штаба Франции и главнокомандующий силами Антанты

маршал Франции Фердинанд Фош

Вот так часто получается – дипломаты начинают войны, а заканчивать их приходится нам, военным. Я приехал в этот пропавший дерьмом сырой Лондон для того, чтобы ответить на те идиотские вопросы, которые зададут мне надутые, как индюки, британские чиновники из Форин-офиса.

Конечно, я могу их понять – мы договорились с бошами о перемирии, а они, получается, остаются один на один с ними. Обстановка на море – хуже некуда – германские субмарины блокировали Британские острова, и даже в Ла-Манше проводка конвоев связана с большим риском. Мне вот удалось сравнительно безопасно добраться до Лондона лишь потому, что наши моряки – какой позор! – согласовали с немцами время прохождения эсминца, который доставил меня в Дувр, и обещали, что со мной ничего не случится.

А вот мою безопасность на британской территории никто не гарантировал. И грозили мне даже не бомбы, сброшенные с германских цеппелинов. Англичане говорили, что у них нет постоянных союзников, и что их интересы часто заставляют превращать бывших союзников во врагов и наоборот. Правда, из-за такой политики союзников у британцев становится все меньше и меньше, а врагов – все больше и больше.

На Кинг-Чарльз-стрит меня встретили с холодной вежливостью и сразу же проводили в кабинет министра иностранных дел королевства, лорда Артура Бальфура. Выглядел он неважно. Его можно было понять – именно он, будучи премьер-министром Великобритании, стал крестным отцом Антанты. И вот теперь ему выпала нелегкая обязанность присутствовать при мучительной кончине нашего l’Entente cordiale – «сердечного согласия».

– Я рад видеть вас, маршал, – поприветствовал меня министр, хотя по его лицу было видно, что ему хотелось произнести совершенно обратное. – Благополучно ли было ваше путешествие?

– Вполне, – ответил я. – Только мне не совсем понятно – почему вы настаивали на моем срочном визите в вашу столицу. На фронтах наступило затишье, активных боевых действий не ведется. Германские войска находятся на своих позициях и не пытаются начать новое наступление.

– Зато ваши солдаты активно истребляют своих союзников – британские части, которые несколько лет, плечом к плечу сражались с общим врагом, – нахмурясь, произнес лорд Бальфур. – Вот здесь, – он протянул мне папку, – перечислены случаи, когда французские военные безо всякого на то основания расстреляли несчастных египтян и индусов, попавших к вам в лапы. Как прикажете все это понимать?

– А разве с насильниками и мародерами поступают иначе? – я пожал плечами. – Окажись на их месте французские военнослужащие, их так же бы расстреляли. И вообще, мы ведь потребовали от британского командования во Франции убрать с нашей территории ваши колониальные части. Но вы почему-то не спешите это сделать.

– Если мы уберем эти части с материка, – буркнул британский министр, – то немцы сразу же начнут новое наступление и оккупируют всю Францию. Ведь перемирие – это еще не мирный договор. И оно в любой момент может быть нарушено.

– А, собственно, зачем немцам его нарушать? – спросил я. – Они тоже устали от войны. Сражения на линии фронта затихли, и наступило время сражений дипломатов. Пусть они попытаются с помощью перьев и чернил отобрать у противника то, что мы, военные, не сумели удержать с помощью ружей и крови.

– Господин маршал, – лорд Бальфур посмотрел на меня так, словно перед ним стоял не начальник Генерального штаба Франции, а кокни из лондонских доков, – мы требуем, чтобы состояние перемирия между вашей страной и Германской империей было прекращено. В противном случае Соединенное королевство будет считать себя свободным от каких-либо союзных обязательств по отношению к Французской республике.

Я ожидал от наших британских «союзников» нечто подобное, и слова лорда Бальфура меня ничуть не удивили. По большому счету британцы и так уже получили многое из желаемого: ослабили своих европейских конкурентов, прикарманили африканские колонии Германии. Конечно, удалось получить не все, на что они рассчитывали, но по очкам они скорее выиграли, чем проиграли. Только они забыли про один козырь, который еще не выложен на стол. А козырь этот – Россия. Пусть и не царская, но все же…