Александр Михайловский - Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир [сборник litres]

– Тещекюр эдэрим, эфенди, гюле гюле, – попрощался я с Гасан-беем и жестом приказал морпеху увести его, после чего стал размышлять о наших планах на день грядущий.

Вряд ли командование этого исламизированного батальона бросит своих солдат на произвол судьбы, и, скорее всего, где-то ближе к вечеру у нас будут гости, с которыми предстоит серьезный разговор. Впрочем, возможна и силовая операция – к этому тоже надо готовиться. Кроме того, мне активно не нравилась фигура генерала Кемаля-Мустафы, будущего Ататюрка, на которого собирались делать ставку в Петрограде. В нашей истории именно он, захватив власть в Турции, инициирует такую резню христиан, что по сравнению с ним даже Энвер-паша покажется малым ребенком.

К тому же в той истории, заключив союз с Лениным и получив от РСФСР помощь деньгами и оружием, этот тип, одержав победу над греками, тут же прикажет истребить турецких коммунистов. Не очень-то хочется, чтобы снова повторилась та же самая история.

Поэтому надо тщательно все взвесить и разобраться – что нам надо будет делать, если эта фигура будет все же снята с доски. Ну а потом сесть и составить подробный доклад для товарища Сталина с разъяснением всех нюансов. В любом случае, падет Оттоманская империя или сохранится, наша задача состоит в том, чтобы британский и французский флот не сумели бы проникнуть в Черное море, ибо тогда мало не покажется никому. Всё. Остальное будет уже утром, поскольку оно мудренее вечера.

Выключив лампу и общий свет, я отправился в свое купе спать, пока еще для этого оставалось время.

14 (1) декабря 1917 года, полдень.

Кишинев, железнодорожный вокзал.

Штабной поезд корпуса Красной гвардии

Михаил Васильевич Фрунзе, обычно спокойный и даже порой чересчур флегматичный, буквально кипел гневом. В такое состояние его привело известие о расправах, которые румынские власти творили над русскими офицерами и солдатами, попавшими в их руки. Да и в той части Молдавии, которую румынам уже удалось занять, солдаты «потомков римлян и даков» не церемонились с мирным населением. Они занимались повальными реквизициями продовольствия или, говоря проще, обычным грабежом и насилием. Обо всем этом Фрунзе поведали многочисленные ходоки из числа ограбленных румынскими вояками крестьян Леовского уезда, а также чудом спасшихся русских солдат и офицеров Румынского фронта.

Фрунзе было абсолютно непонятно – на что именно надеялись сидящие в Яссах члены румынского правительства, поскольку политический расклад в этом варианте истории все же был совершенно иным. Австрийцы и немцы с румынским правительством ни в какие переговоры вступать не собирались, поскольку это им было себе дороже. Что касается «союзников» – англичан и французов, – то они могли прислать румынам помощь на замкнутый Черноморский ТВД не раньше, чем рак на горе свистнет.

Вот и сейчас из штабного вагона в санчасть отправили раненого русского офицера, который вместе с тремя нижними чинами чудом добрался с места дислокации своей части к мосту в Унгенах, удерживаемому русскими войсками. Оттуда на мотодрезине его доставили в Кишинев, где он поведал о том, что творится сейчас на румынской территории.

Из рассказа поручика Андреева следовало, что настроения одетых в серые солдатские шинели русских крестьян уже находились на грани взрыва. Одни из них рвались домой в деревню, где вот-вот должна была начаться дележка бывшей барской земли. Другие, которым дома ничего хорошего не светило, стремились вернуться в строй, пусть даже и под красные знамена, третьи же пока колебались, не зная, куда им идти: на Дон, к Каледину и Краснову, или в Одессу, к Фрунзе, Деникину и Бережному. Но абсолютно никто из них не собирался сидеть за колючей проволокой в Румынии и ждать неизвестно чего. Во всяком случае, они понимали, что ничего хорошего от бывших союзников им не светило.

Командование многократно битой румынской армии, встревоженное этим брожением, решило, что интернированные русские части при приближении Красной гвардии могут поднять у них в тылу восстание. И оно принялось планомерно разоружать русских солдат и офицеров. Часть из них были помещены в концлагеря, часть расстреляны. Бежать из этого ада удавалось единицам.

Выслушав сбивчивый рассказ поручика и приказав отправить его в санчасть на перевязку, Михаил Васильевич сперва спокойным голосом отдал приказ двинуть к станции Унгены дивизион бронепоездов для подкрепления русских частей, удерживающих там мост через Прут. Но потом он не выдержал и буквально взорвался от гнева.

– Эх, Михаил Гордеевич! – укоризненно сказал он мрачному Дроздовскому, с холодной яростью слушавшего рассказ поручика Андреева. – Уж лучше бы вы тогда не церемонились с румынами, да жахнули бы прямой наводкой из орудий по королевскому дворцу в Яссах. Разнесли бы эту богадельню, глядишь, сейчас бы эти мерзавцы вели бы себя с русскими и полюбезней.

– Михаил Васильевич, – с трудом сдерживая себя, ответил Дроздовский, – я и сам очень сожалею о своей тогдашней деликатности. И теперь лишний раз убедился в том, что эти скоты понимают лишь силу. Но что сделано, то сделано. Исправить уже ничего нельзя. Ведь я говорил же покойному генералу Щербачеву, что надо увести с собой как можно больше людей. А он мне тогда не поверил. Жаль и нижних чинов и господ офицеров. Выжить в жесточайших боях на германском и австрийском фронтах и погибнуть от рук румынского сброда, способного только стрелять по безоружным, и драпать при виде более или менее серьезного противника. Тьфу!

– Товарищ Фрунзе, Михаил Васильевич, – сказал внешне спокойный генерал Деникин, – все ЭТО нельзя простить. Надо сделать так, чтобы румынам никогда больше не пришла в голову мысль о том, чтобы так поступать с русскими людьми.

– Именно так, Антон Иванович, именно так, – кивнул полковник Дроздовский, а потом обратился к Фрунзе: – Михаил Васильевич, разрешите моей бригаде поддержать действия ваших бронепоездов. От рук этих душегубов погибли наши боевые товарищи, многих из которых я и мои бойцы знали лично. Обещаю, в этот раз мы не будет жалеть ни румынское воинство, ни румынских правителей…

Фрунзе посмотрел на Дроздовского, хотел было ему возразить, но потом махнул рукой.

– Хорошо, Михаил Гордеевич, – сказал он. – Ваш отряд ведь еще не разгружали из эшелонов? Прикажите своим людям быть наготове. Паровозы могут быть поданы в любой момент.

– Слушаюсь, – козырнул Дроздовский и, повернувшись, прихрамывая направился к выходу.

– Постойте, Михаил Гордеевич, – остановил его полковник Бережной и посмотрел на Фрунзе. – Михаил Васильевич, дело в том, что там, у Унген, полковник Дроздовский будет самым опытным и тактически грамотным командиром. Чтобы избежать накладок и недопонимания, я бы хотел, чтобы именно ему было поручено руководство всей операцией по активной обороне моста через Прут и, возможно, по захвату плацдарма на той стороне реки. Командир бронедивизиона у нас человек флотский, и в сухопутной тактике разбирается слабо…