Александр Михайловский - Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир [сборник litres]

– Да, но можно ли быть уверенным в том, что один из векторов экспансии Японии не будет направлен в сторону России? – спросил Сталин. – Ведь примерно по такому же пути двигалось в свое время и другое островное государство – Англия.

– В политике, как и в жизни, – сказал Симпэй Гото, – все может измениться в любой момент. Один из политиков того же островного государства говорил, что у него нет постоянных союзников, но есть постоянные интересы. Поэтому нам и вам нужно так строить внешнюю политику, чтобы у нас всегда были постоянные общие интересы. Понимаю, что это очень трудно, но иначе нам придется воевать друг с другом.

– Хорошо, господин виконт, – Сталин решил подвести итог этой весьма откровенной беседы, – сегодня мы обозначили наши позиции, и теперь нам потребуется некоторое время для того, чтобы все тщательно продумать и взвесить. Думаю, что это не последняя наша беседа. Всего вам доброго.

– До свидания, ваше превосходительство, – японец отвесил поклон председателю Совнаркома. – До свидания, Тамбовцев-сан, – виконт поклонился мне, правда, не так низко, как Сталину.

– О-цкарэ-сама дэсьта, – ответил по-японски я. – Надеюсь, господин виконт, увидеться с вами в самое ближайшее время. Полагаю, что нам есть о чем с вами поговорить.

И я, взяв со стола фигурку Эбису, погладил симпатичного бога удачи по лысине. Симпэй Гото улыбнулся и еще раз мне поклонился, на этот раз гораздо ниже.

Японцы вышли из кабинета, а мы с Иосифом Виссарионовичем, когда дверь за ними закрылась, переглянулись и кивнули друг другу. Похоже, что на Дальнем Востоке начинается сложная дипломатическая игра, которая может закончиться большой войной. Наша задача – не участвуя напрямую в этой войне, оказаться в числе победителей…

8 января 1919 года.

Германская империя.

Ставка Верховного командования в Спа

За окном комнаты для совещаний под унылым серым небом завывал зимний ветер, который с упорством, достойным лучшего применения, дул со стороны Северного моря, заставляя гнуться деревья и швыряя в лица прохожим мелкие капли ледяного дождя. Казалось, что сама природа оплакивает окончание войны, которая, несмотря на пролитые реки крови и гекатомбы трупов, так и не сумела выявить победителей и побежденных. Таким же серым и унылым, как и заоконная природа, был и германский кайзер Вильгельм. Со стороны казалось, что у него опустились даже вечно торчащие вверх усы.

– Господа, – мрачно произнес кайзер, – политическая обстановка неожиданно резко осложнилась. Видимо, напрасно я злорадствовал в адрес британцев и французов, у которых возникли проблемы со своими колониальными войсками. Я-то думал, что наши солдаты никогда не дадут мне повода за них стыдиться. Но, видимо, я ошибался…

– Ваше королевское величество, – ответил кайзеру генерал Фалькенхайн, – если вы имеете в виду массовое дезертирство из австрийской и венгерской армий, то должен вам сказать, что в большинстве своем эти солдаты по национальности являются славянами или венграми, а отнюдь не немцами.

– А, какая разница, Эрих, – махнул рукой кайзер, – у людей, позабывших о долге и присяге, нет и не может быть какой-то особой национальности. Понятно, когда дезертиров десятки и сотни. В любой, даже самой храброй нации есть ничтожный процент патологических трусов, которые, спасая свою шкуру, бегут с фронта. Но триста пятьдесят тысяч дезертиров за три с небольшим месяца с момента заключения перемирия – это уже за пределами добра и зла. И этот поток нарастает. Я думал, что такое возможно только у русских, но я жестоко ошибался. Европейские славяне подвержены той же болезни.

– У русских, – сказал Вальтер Ратенау, – сначала произошла революция, которую произвела в основном крупная буржуазия, желающая иметь еще большие барыши, политическую власть, но не желающая нести за свои действия никакой ответственности. И только потом разложенная безответственными действиями армия побежала с фронта. Как говорят русские, если нет ни Бога, ни царя, то тогда всё можно. В Австро-Венгрии же все происходит наоборот. Революции еще нет, но империя Франца-Иосифа уже разваливается на части, словно ветхий корабль, и солдаты бегут с фронта, потому что не хотят умирать неизвестно за что.

– Бедный, бедный, бедный Карл, – воскликнул кайзер, – он пережил пятерых наследников своего злосчастного двоюродного деда только для того, чтобы увидеть, как государство его предков умирает у него на глазах! А всему этому виной Франц-Иосиф, который, не испытывая чувства, которое имеется у всех порядочных людей, вступил в коалицию, враждебную русскому императору Николаю Первому. А ведь именно русский император штыками своих солдат подавил бунт венгерских гонведов и спас для восемнадцатилетнего сопляка империю. То, что потом было сделано императором Францем-Иосифом, является проявлением чудовищной неблагодарности, за которую империю Габсбургов и постигла кара Господня.

– Да, ваше величество, – произнес генерал фон Фалькенхайн, – как ни удивительно, венгры теперь хотят жить в Венгрии, словаки в Словакии, чехи в Чехии, хорваты в Хорватии…

– …а немцы в Германии, – закончил его фразу кайзер. – Ты же ведь это хотел сказать мне, мой добрый Эрих? Если распад империи Габсбургов все равно неизбежен, и у нас просто не хватит сил на предотвращение катастрофы, то почему бы нам не поучаствовать в разделе их наследства, забрав себе земли, населенные этническими немцами.

– А не слишком ли это будет, гм, агрессивно? – с сомнением спросил у кайзера генерал фон Фалькенхайн. – Ведь Австрия – это наш союзник, а не побежденный враг, земли которого можно аннексировать с чистой совестью.

– Не будет, – сказал как отрезал кайзер, – ведь в конце концов не мы, в смысле Германская империя, стали инициаторами этого распада, а глупые венгры, чехи, поляки и прочие славяне, решившие, что могут прекрасно прожить без руководства великой германской нации. Потомки не простят нам, если мы упустим этот момент воссоединить всех немцев в пределах одного государства, после чего вне пределов Германской империи окажутся только швейцарцы. Правда, они и сами не знают, кто они такие – немцы, французы или итальянцы. С другой стороны, не постеснялись же англичане, французы и итальянцы спровоцировать распад своего союзника – Российской империи. Судьба моего несчастного кузена Ники и его державы является предостережением всем нам, в том смысле, что в наступившем XX веке политические игры будут вестись без соблюдения политических приличий, столь модных в XIX веке, и вместо международного права останется лишь право сильного. Мы, немцы, можем стать следующей жертвой подобной провокации. И потому меня категорически не устраивает ситуация, из-за которой мы вынуждены закончить войну фактически с нулевым результатом. Нам нужны территориальные приобретения, и мы их обязательно получим. Без этого нам не объяснить нации – почему и во имя чего на этой войне погибло и было искалечено несколько миллионов немцев.