Александр Михайловский - Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир [сборник litres]

– Вы, Николай, – сказал Игнатьев, прищурившись, – слышали что-либо об особой эскадре адмирала Ларионова?

Гумилев вздрогнул. Кто не слышал об этой удивительной, появившейся неизвестно откуда эскадре, которая, как говорят, напрямую была замешана в передаче в России власти большевикам, случившейся на улицах Петрограда, как писали французские газеты, кровавой резне и выходе России из войны с Германией.

А совсем недавно он лично, как и тысячи парижан, наблюдал ужасающую демонстрацию силы и мощи, которую произвели три аэроплана удивительной конструкции, которые с закладывающим уши ревом и грохотом пролетели над столицей Французской Республики на малой высоте. Говорили, что перепуганные депутаты Национальной ассамблеи в панике готовы были прыгать из окон Бурбонского дворца.

Игнатьев, заметивший кривую усмешку Гумилева, покачал головой.

– Да-да, Николай, – сказал он и посмотрел на Антонову. – А вы, Нина Викторовна, что-то хотите сказать прапорщику?

– Поэт в России больше, чем поэт, Алексей Алексеевич, – кивнула Антонова. – Думаю, что Николай Степанович примет правильное решение. И как офицер, и как русский человек.

Гумилев внимательно посмотрел на Нину Викторовну и на генерала Игнатьева.

– Господа, – твердо сказал он, – если вы предложите мне служить большевикам, то должен вам сказать, что я монархист и православный, а потому…

Антонова тяжело вздохнула и жестом остановила Гумилева.

– Уважаемый Николай Степанович, – сказала она устало, – я должна заметить, что служим мы не большевикам, а России. Возродить же в ней монархию сейчас просто невозможно. Как это ни печально, но монархия себя изжила. Не примет народ обратно Романовых, как бы этого ни хотелось отдельным романтикам вроде вас. Да и сами члены императорской фамилии не спешат возвращаться на трон. Меньшее из зол, если вам привести аналогию из истории Великой Французской революции, это, миновав ужасы кровавой смуты и якобинского террора, сразу возвести на престол нашего российского Боунопарте…

Гумилев поморщился и с сомнением посмотрел на Игнатьева.

– Все действительно обстоит именно так, Николай, – подтвердил он, – другого пути для России я не вижу.

– Хорошо, – сказал Гумилев после недолгого размышления, – возможно, что вы и правы. Но скажите, неужели вы пригласили меня только затем, чтобы оповестить об этой, с вашей точки зрения, непреложной истине?

– Не только за этим, Николай, – так же медленно и с расстановкой ответил Игнатьев, – вы нужны России, и не только как прапорщик кавалерии, а как великий русский поэт. Желаете ли вы, господин Гумилев, вернуться на Родину и дальше служить ей верой и правдой?

– Да, – растерянно сказал Гумилев, – желаю, но как?

– Нина Викторовна, – сказал граф Игнатьев, – объясните, пожалуйста, Николаю политику, гм, вашей партии. А вы, молодой человек, зря морщитесь. Уважаемая Нина Викторовна, между прочим, имеет чин полковника и работает в разведке едва ли не столько, сколько вы живете на свете. Вполне вероятно, что еще до возвращения в Россию вам придется поработать под ее началом.

– Так вы предлагаете мне служить большевикам, – насторожился Гумилев.

– Николай, – ответила Антонова, – большевики тоже бывают разные. И уж если бывший император не считает для себя зазорным служить товарищем министра народного просвещения, а его младший брат командовать кавалерийской бригадой в корпусе Красной гвардии. Кстати, не хотите ли вы служить под началом генерал-лейтенанта Михаила Александровича Романова и увидеть все своими глазами?

– Неплохая идея, Нина Викторовна, – кивнул головой Игнатьев. – Ну как, Николай, вы согласны?

Гумилев был несказанно удивлен.

– Великий князь Михаил? – растерянно сказал он. – Но ведь во французских газетах писали, что он зверски убит большевиками.

– Во французских газетах, вы говорите? – пренебрежительно махнула рукой Антонова. – Эти газетчики врут так же естественно, как дышат. Их очень обозлило то, что Россия вышла из войны за их интересы, предпочтя худой мир доброй ссоре со своим соседом. Впрочем, вам еще предстоит узнать о роли наших бывших союзников по Антанте в февральских событиях прошлого года. Очень грязная была история.

Гумилев задумался и надолго замолчал. Полковник Антонова и генерал Игнатьев его не торопили.

– Ну что ж, господа, – наконец сказал он, – я согласен служить под командованием великого князя Михаила. Что я должен делать?

– Значит, так, Николай, – ответил граф, – Нина Викторовна должна в самое ближайшее время закончить все свои дела в Швейцарии, после чего отбудет в Россию. Вы поедете с ней. Там вы и встретитесь с генерал-лейтенантом Романовым. Ему предстоит трудное и опасное путешествие в южные края. Но, насколько я слышал, трудности и путешествия вас не пугают, скорее, наоборот – вы их сами ищете… А пока до свидания, Нина Викторовна и Николай Степанович, удачи вам…

– И вам удачи, Алексей Алексеевич, – полковник Антонова встала и протянула не по-женски твердую руку своему коллеге по работе. – Идемте, Николай, вас еще ждут в России великие дела и бессмертная слава поэта.

– Да, – сказал граф Игнатьев, – ступайте с богом.

– Спасибо вам, Алексей Алексеевич, – сказал Гумилев, – вы помогли мне принять, как мне кажется, правильное решение. Честь имею!

Гумилев с Антоновой вышли из кафе. Через минуту следом кафе покинули еще две пары крепких коротко стриженных парней, одетых по последней парижской моде. В кишащей шпионами всех воюющих стран Женеве необходимо было соблюдать все меры предосторожности.

18 января 1918 года, вечер.

Ростов-на-Дону, железнодорожный вокзал.

Штабной поезд корпуса Красной гвардии

Генерал Деникин неспешно прохаживался по освещенному электрическими фонарями перрону Ростовского вокзала. Еще утром город был с ходу занят передовыми подвижными частями Красной гвардии: кавалерийской бригадой быстрого реагирования генерал-лейтенанта Романова, сводным крестьянско-казачьм полком Думенко и дивизионом бронепоездов. Обошлось, слава богу, без уличных боев.

Поначалу никто не признал «красных» в бойцах кавбригады, одетых по всей форме и при погонах, вошедших в город со стороны поселка Чалтырь. Ну, а потом было уже поздно. Заставы на въезде в город, состоящие из офицеров и юнкеров, были разоружены без единого выстрела. По улицам зацокали копыта лошадей. Следом за кавалеристами в Ростов вкатились бронепоезда, выбросившие броневой десант на железнодорожном вокзале и товарной станции. Еще через некоторое время были заняты мосты через Дон, городская телефонная станция и телеграф, здание госбанка, полицейское управление и городская тюрьма, из камер которой выпустили на свободу арестованных Калединым делегатов Второго съезда Советов, вернувшиеся в Ростов из Петрограда.