Михаил Кисличкин - За Веру, Царя и Отечество!

Все оказалось не так уж плохо на самом деле. Летели мы на эшелоне около тысячи, погода для начала апреля стояла теплая, обещая раннюю весну, скорость в строю держали комфортную, сильно не разгоняясь. Часто снижались и делали остановки для отдыха и перекуса в укромных местах. Закутанный в теплые меха и комбинезон я вполне согрелся в дороге и даже ухитрился немного поспать.

Перелет занял весь день, а поздним вечером мы, усталые и голодные, свалились как снег на голову на обитателей деревни Анисимовка Тульской губернии. Небольшая, всего с полсотни дворов, она стояла на отшибе от нитки железной дороги, вдоль которой мы летели, и я решил там заночевать. Крестьяне были не в курсе последних новостей, а боевых магов они видели впервые в жизни, так что переполох мы сначала произвели знатный. Не привыкли в провинции к такому… Но потом Ребров быстро договорился со старостой местной общины, который за мзду малую отвел нам дома под постой и распорядился насчет ужина и я, набив живот вареной картошкой, сваренными вкрутую яйцами, салом и луком, даже ухитрился выспаться на теплой русской печке, так что к утру сил у моей Танечки только прибавилось. Рука периодически болела и почти не двигалась, но сила в орбе появилась – живем!

– Что же ты деточка вся такая худенькая да побитая, – глядя на меня причитала бабка, принесшая в горницу завтрак – яичницу, хлеб и оставшуюся с ужина картошку в чугунке. – Маленькая, одни глаза на лице видны. Неужто мамка с тятькой не кормили?

– Сирота я, – впился я зубами в кусок теплого ароматного хлеба. – Подкидыш.

– Ой, лихо-то какое, – всплеснула руками бабка. – Поди с детства по чужим людям скиталась, материнской ласки не зная, вот и выросла такая злющая…

– Это я-то злая? – Удивился я.

– Конечно, – осуждающе покачала головой бабка. – Тебе бы куклу тискать, а ты одной рукой левольверт сжимаешь. А вторая перевязанная висит. Кто такую девку замуж возьмет?

– Найдутся желающие, – утерев рот рукавом, сказал Ребров и почему-то покосился на Пашку, который чуть не подавился за столом под его взглядом. – Но ты, бабушка, нашу Таню лучше не тронь. Она у нас злая, да и мы не подарок. Помолчи лучше, от греха подальше. Она и так за народ пострадала.

– Так вы, господа маги хоть и в погонах, но за народ? – Вступил в разговор молчавший до того мелкий дедок с всклокоченной бородой. – Как красные али как кто? Тут к нам давеча один в деревню приезжал, все за красных агитировал. Говорил, землицу красные хотят народу раздать. Брешет чи нет?

– Не брешет, – ответил я, макая очищенную для меня Пашкой картошку в крупную серую соль на блюде. – Просто всей правды не говорит. Землицу они народу раздать хотят. А вот урожай с нее – отберут обязательно. Загонят вас вместе с этой землей, хозяйством и скотиной в общины, которые назовут колхозами, и будешь ты работать на общей земле за здорово живешь и палочку трудодня в тетрадочку. На барина раньше два дня в неделю работали, а на колхоз каждый день заставят. А мы – другие. Мы хотим тебе землю для того дать, чтобы и ты на ней заработать мог, если не лентяй, и нам с твоего крепкого хозяйства прибыток был. Вот такая разница, дед. Ладно, заканчиваем политинформацию. Матвей Филиппович, разведку выпускать пора, цель где-то рядом.

– Она уже в воздухе, Таня, с вечера приказал. Как увидят поезд, мы сразу узнаем.

Императорский поезд обнаружило звено Юли на одном из полустанков километрах в тридцати от деревни. Заметить его было нетрудно – вокруг состава хватало военных, целый лагерь разбили. Были даже меры противовоздушной обороны – несколько импровизированных зенитных пулеметов. Но в целом чем-то серьезным охрана поезда не выглядела. Ребров долго изучал лагерь в мощный морской бинокль, прячась за верхушками деревьев прилегающего к железнодорожным путям леса, а потом сделал вывод:

– Расслабленные они какие-то. Ни толковых постов, ни попыток маскировки. Всего в батальоне штыков триста не больше. Говорили, раньше чуть ли не полк был, когда государь отрекался.

– Везде разброд и шатание, – пожал я плечами. Ради такого случая я рискнул снова надеть ранец и сейчас завис рядом со штабс-капитаном, хотя и не был вполне здоров – после недолгого самостоятельного полета меня опять начало немного мутить. – Драться не хотелось бы… Еще заденем его величество. Попробуем поговорить. Но с позиций силы, конечно.

У нас получилось. Юнкера тихонько прошли лесом, прячась между стволов деревьев, и по команде Реброва вылетели к полотну железной дороги и полустанку, охватывая его кольцом. Не прошло и четверти минуты, как вокруг лагеря и поезда зависли маги с винтовками наизготовку в сиянии защитных полей. Солдаты, увидев нас, начали хватать оружие из пирамид, кто-то подбежал к пулемету…

– Бойцы не пытайтесь открыть по нам огонь! – Донесся сверху усиленный магией голос Реброва. – На наши патроны повешены фугасные заклинания, один выстрел и тут будет бойня. С семью десятками боевых магов вам не справится. Мы просто хотим поговорить, пусть ваш командир выйдет на видное место.

– Я командир, – вышел вперед подтянутый офицер лет сорока на вид. – Подполковник Томилин. С кем имею честь?

– Штабс-капитан Ребров и отдельный Российский магический батальон, – уклончиво представился офицер, подлетев к подполковнику вместе со мной. – Нам надо поговорить с его Величеством.

– Имею приказ временного правительства никого не допускать к императору, – решительно ответил Томилин. – И не пущу.

– Нету уже временного правительства, – мягко возразил ему Ребров, спускаясь вниз. Ты же в курсе, у вас при составе должна быть маготехническая связь или телеграф. Впрочем…да на, не жалко – он протянул подполковнику сложенный лист бумаги. Подполковник пробежал его глазами и побледнел – там, за подписью министра военных дел временного правительства черным по белому предписывалось передать императора с семьей под нашу ответственность. Солидный документ с печатью, все как положено, министр недолго и возражал, когда его заставили написать такую бумагу. Хорошо, когда у тебя под арестом есть на всякий случай целое правительство…

– Вот такие дела, подполковник, – продолжил Ребров. – Продолжишь упрямиться или разойдемся миром? И главное, было бы ради чего воевать. Ничего плохого мы императору делать не собираемся, но настроены крайне решительно.

Томилин оглянулся вокруг, посмотрел на замерших в небе магов, перевел взгляд на нас, потом на поезд и вдруг махнул рукой.

– Делайте что хотите. Один хрен поезд дальше красные не пускают, везде забастовка, сидим тут как… А теперь, говорят, и красных в Питере нет, маги их выбили…то есть вы. Вам и разгребать эту кашу. Император в третьем вагоне, том, что с красными дверями.