Владимир Малыгин - Под крыльями Босфор

— Подтверждаю, командир. Он это, «Гебен»! — наконец-то отлип от своего окошка штурман, вернулся в кресло, застегнул ремни. — Атака?

— Атака! Стучи давай! — а это уже нашему радисту. Пусть в эфир сообщение выдаёт. Забита частота или нет, уже не важно. Положено – пусть работает!

Крен вправо вместе с одноимённой педалью. Тут же сам себя одёрнул. Полегче нужно, полегче, не зарывайся, не забывай о слабости деревянной конструкции. Повёл самолёт в плавном развороте со скольжением в сторону пока невидимой мне цели.

— Штурман, курс! — я же сейчас слепой, мне же ничего справа внизу не видно! Там, куда лететь нужно! Ну что он там медлит!?

Хорошо, что помощник не сплоховал, в штурвал вцепился, помогать начал, выруливать там куда-то. Пусть выруливает!

— Командир, курс двести семьдесят три градуса! На боевом!

И буквально сразу же:

— Влево три. Пять. Десять. Командир?

А патаму что! Вовремя нужно было курс задавать. А теперь мы, то есть я, его проскочил. Пока в обратный крен переложимся, пока довернём…

А-а, чёрт! Зато теперь и я этот клятый «Гебен» увидел! Да он же рядом совсем! В смысле – по авиационным меркам рядом. Ещё чуток! Фиксирую курс педалями, выравниваю самолёт по горизонту, плавно возвращаю руль направления в нейтральное положение. И одновременно с маневрированием на боевой командую:

— Люк открыть! Приготовиться к сбросу!

Теперь успеем! Не врали фотографии. По ним сразу было понятно, что снимали немца откуда-то из города и с крыши. Или с возвышенности, да в сторону моря. Сейчас точно в этом убедился. Поэтому, наверное, и не привязался штаб к конкретному месту… Разведка…

Только на снимках корабль был без этих уродующих стремительный силуэт кессонов. Серая сигара крейсера сейчас с бортов безобразно разбухла, словно беременный таракан, потеряла всю свою хищную стремительность.

Вокруг на воде какие-то мелкие судёнышки, вообще всё забито разнообразным неопределимым хламом. Сфотографировать не забыть дать команду.

Все эти мысли промелькнули в голове за одно мгновение, стоило только мне увидеть корабль. И я мысленно застонал от осознания сделанной ошибки. Рано мы развернулись. Мне бы протянуть ещё чуток по прямой и заходить на цель с более острого угла. Потому что стоит он сейчас очень неудачно для нас…

И я резко отворачиваю влево, помогаю педалью, кручусь буквально «на пятке». Беру новый курс градусов на тридцать меньше заданного. За спиной что-то громыхает, скрежещет железом по железу. И время словно застывает…

Боковым зрением успеваю увидеть удивление на лице помощника, вижу, как медленно разворачивает в мою сторону голову Смолин и слышу отборный тягучий мат Сергея в грузовой кабине. Позвоночник пробивает холодом. Лишь бы не сорвалась с держателей какая-нибудь бочка со смесью! По закону подлости!

Но на рулях никаких дополнительных моментов. Самолёт как шёл, так и идёт. Значит, это что-то другое громыхало, не столь сейчас важное. Потом разберёмся.

— В грузовой кабине порядок! — подтверждает мои выводы доклад Сергея.

И утвердительно кивает головой инженер. И время возвращается к обычному своему течению…

Спинным мозгом чувствую, что пора и заваливаю самолёт в правый крен. Помогаю развороту педалью. Вновь что-то громыхает в кабине, но уже не так громко. Можно не обращать внимания…

Вот теперь более подходящие условия для атаки! И штурман уже задаёт новый курс! Дублирую команду и держу машину ровно. А внизу тишина! Никто по нам не стреляет! И суеты я никакой в порту не замечаю. Короткий взгляд вниз, глаза фиксируют мельчайшие детали. Высота вполне позволяет их рассмотреть.

— Фёдор Дмитриевич, сфотографировать не забудь! — напоминаю о важном.

Штурман прилип к прицелу и медленно поднимает руку вверх. Реакции на напоминание нет, но я знаю, что он его услышал. Просто знаю. Застываю я, застывает в воздухе самолёт. Идём ровненько. Условия для бомбёжки идеальные. Ветра нет, воздух ещё не начал прогреваться, полёт спокойный.

— Внимание! — дублирует голосом поднятие руки штурман.

Серая громада крейсера медленно уползает под кабину, по спине стекают капли пота, щекочутся.

Ну же! Пора же! И резко падает вниз рука штурмана. Тут же звучит команда: «Сброс»!

Во весь голос ору то же самое и сжимаю рога штурвала. Вздрагивает несколько раз самолёт, пытается лезть вверх, но мы его тут же осаживаем, выдерживаем высоту и курс. Считаю эти взбрыкивания. Сколько раз взбрыкнёт – столько бочек и вывалилось.

Всё верно, совпадает! Отработали! И внутри расслабляется что-то, отпускает натянутые струны нервов. Теперь только выдержать маршрут отхода от цели. За нами ещё экипаж идёт, не нужно им мешать своими непредвиденными манёврами. Будем схему отхода соблюдать и выполнять.

Из грузовой кабины что-то громко, но совершенно неразборчиво кричит Сергей и этот крик тут же мне переводит Смолин:

— Груз сброшен!

Киваю головой и командую:

— Люк закрыть!

Хлопают створки, встают на замки с лязгом. Пропадает шум раздражённого воздуха за спиной, и в кабине наконец-то становится тихо. Почему Михаил молчит? Неужели промазали?

— Есть накрытие! — не успел испугаться, как за спиной раздался крик, и даже не крик, а восторженный вопль Лебедева. А уж довольство в этом голосе можно на хлеб намазывать. Вместо мёда. Настолько оно густое.

Он же у нас за заднюю нижнюю полусферу отвечает. Ему со своего рабочего места прекрасно всё видно – куда и как мы уложили нашу горючую смесь. Сфотографировать бы результат, да увы, не получится. Уходить нам нужно, и возвращаться назад.

Губы сами собой раздвигаются в довольной улыбке. Оглядываюсь через плечо на штурмана и вижу в ответ точно такую же. Да ещё и кивает мне утвердительно. На вопросительно поднятую бровь хлопает ладонью по фотоаппарату. Неужели всё снял? Молодец!

Помощник не обращает на наши переглядывания никакого внимания – сосредоточенно выдерживает режим полёта. Пусть рулит. А я даю команду усилить осмотрительность. А то отвлеклись мы на атаку, забыли о турецких истребителях. Где-то же они есть?

И мы так и уходим вперёд по прямой, загибая эту прямую где-то через минуту плавным правым разворотом в сторону от «Гебена». Идём над городом. Пару раз не удержался, глянул в боковое окно помощника, но, как и следовало ожидать, ничего кроме размытого в дымке горизонта не увидел. Да и не мудрено это, на такой-то высоте. Зато далеко впереди и чуть справа же, на побережье Чёрного моря, словно в компенсацию, прекрасно вижу поднимающийся к небу чёрный плотный дым. Такому дыму и дымка не помеха. Это точно горят турецкие батареи на входе в пролив. Даже представить страшно, что там сейчас на позициях творится. Мало того что горючая смесь сама горит, так ведь наверняка ещё и боезапас должен был рвануть. Командование наше очень на это рассчитывало…