Далия Трускиновская - Наследница тамплиеров

— Все, — сказала Лео, повернувшись к прадеду. — Карты я взяла.

— Теперь форматируй жесткий диск. Ну, живо, живо…

— Может, что-то еще нужно сохранить?

— Нет, — подумав, ответил прадед. — И беги, пока не налетели стервятники. Через час ты должна быть в дороге. Такова моя последняя воля. О том, что на службу больше не выйдешь, скажешь отцу по телефону. На похороны, впрочем, можешь не приходить. Не хочу, чтобы старые дуры тебя обслюнявили. Ну, лети, ангелочек.

Лео подошла к постели, опустилась на колени и прижалась щекой к прадедовой руке.

— Не вздумай целоваться. Прибереги поцелуи для классного парня с бритой башкой!

Она невольно засмеялась и встала.

— Я люблю тебя, старый черт, — сказала она. — Теперь я знаю, как себя вести, когда придет время.

— Точно. Лети, лети! Ну?! И скажи этой дуре фрау Элге — пусть бежит сюда немедленно. Я, кажется, навалил полный памперс! В последний раз, ангелочек! Ты подумай — у меня больше не будет ни одного памперса! Ну?! Иди!

Лео расхохоталась и стала медленно отступать, пятясь, к двери. Она не сводила глаз с прадеда. Оказавшись в коридоре, она еще смотрела издали на постель, потом захлопнула дверь.

— Фрау Элга, идите к нему! — крикнула она и побежала прочь — на крыльцо и, перескочив две ступени, во двор, где стоял байк.

Во дворе она первым делом отключила смартфон.

Минут сорок ее носило по проселочным дорогам, где человек, не знающий местности, мог бы на такой скорости кувырнуться вместе с байком в канаву. Но ангел-хранитель ее уберег. Потом она взяла курс на Лемдорф, где жил приятель Фред, тоже отчаянный байкер. У Фреда была комната в родительском доме, а над комнатой чердак, где собиралась молодежь. Лео залезла туда и устроилась у окошка с планшетом. Она хотела изучить прадедово наследство — но голова как-то плохо работала. Не то чтобы так уж было жалко прадеда — она понимала, что старик прожил удивительно долгую жизнь, которой пора бы и кончиться, и уходил без мук, просто угасал. Но она осталась в мире одна, без настоящей защиты. Родители умели только требовать, дед с бабкой умели только жаловаться. Прадед всегда был на ее стороне…

Она вызвала на экран карту и нашла город Протасов. Она содрогнулась при мысли, что нужно будет срочно делать российскую визу. Срочно — потому что возвращаться в отцовский банк и отцовский дом она не собиралась. Вдруг память подсунула прозвище…

— Кречет!.. — произнесла она. Смысл слова был ей неизвестен, но звучание нравилось.

Просто счастье, что память сохранила прозвище парня, с которым она два года назад познакомилась на байкерском пивном фестивале. Их было то ли трое, то ли четверо — байкеров из Протасова, прорвавшихся на фест, и Лео говорила с ними по-русски, потому что немецкого протасовцы не знали вовсе.

— Кречет, Кречет… — бормотала Лео, копаясь в своем архиве. Кто-то же должен знать, как связаться с этим Кречетом.

Прадед научил ее быть честной с самой собой. Она честно сказала себе: плакать не может и не будет, потому что когда на небесах раздавали запасы слез, ее порция досталась троюродной сестрице. Так что единственный способ оплакать прадеда — это в точности исполнить все, о чем он просил.

— Фред, Фред! — крикнула она. — Помнишь тот фест, когда тебе на голову надели старый скворечник?! Там был один парень, кажется, из Кракова! У тебя есть его контакты?

Краковский парень подрался с кем-то из протасовцев, потом они даже подружились.

Фред забрался на чердак и полез целоваться. Она его оттолкнула. Он не обиделся, и они вместе понеслись по социальным сетям в поисках польских байкеров, которые могли знать Кречета.

Но в какую-то минуту Лео перестала видеть экран планшета. Она вспомнила прадеда.

Прадед смотрел ей в глаза и улыбался.

Анюта шла по улице, толкая перед собой коляску, и в голове была одна мысль: домой, домой, пока ноги не подкосились.

После визита в «Инари» у нее кружилась голова. И Феденька, словно нарочно, начал кряхтеть, пищать и требовать внимания.

Салон ей совершенно не понравился. Крестная была неправа — нужно все же искать работу при детском садике. Мыть полы и ночные горшки — невелика наука. Тем более что за полтора года бухгалтерские премудрости из головы исчезли напрочь. Их и тогда, в пору последних экзаменов, было не очень много.

Дома Анюта переодела и покормила Феденьку, пустила его ползать по ковру и включила телевизор. Шел какой-то сериал, начала она не видела, и потому за развитием действия следить не могла, но на экране ходили и говорили хорошо одетые люди, и это Анюту вполне устраивало.

Она очень хотела быть красивой женщиной. Такой, чтобы на улицах пытались познакомиться не жирные дядьки и не пьяноватые болваны, а серьезные люди. Чтобы прийти вечером в кафе — и за столик подсел богатый, щедрый и приятный мужчина. Чтобы этот мужчина внимательно слушал Анюту, говорящую о понятных ей вещах — детском садике, квартплате, подругах и их мужьях. Чтобы он красиво ухаживал — дарил цветы и золотые безделушки.

В мечтах о таком мужчине (постельные дела в этих мечтах отсутствовали) Анюта пребывала до вечера. Телевизор звучал, руки сами занимались хозяйством, закидывали белье в стиральную машину, мыли посуду, а голова обреталась в обществе мужчины.

В десять вечера позвонил дядя Боря Успенский.

— Анечка, ну так как же? — спросил он. — Мы договорились?

— О чем?

— О работе. Ты можешь выйти прямо с завтрашнего дня?

— Нет. Мне некуда девать ребенка, — прямо ответила Анюта.

— Давай так: ты пока будешь работать неполный день. Начнем с двух часов. А у нас напротив салона, в сквере, всегда сидят бабушки. Я двух знаю, они к нам в салон заходят. Так можно договориться, чтобы они посидели с мальчиком.

— А что я буду делать?

— Работа найдется, — не сразу ответил дядя Боря. — У нас книга учета посетителей… Нужно сделать из нее картотеку! Картотеку, понимаешь? Забить всю информацию в компьютер!

Анюту учили работать на компьютере, она осваивала в техникуме бухгалтерские программы. Наука давалась с трудом, но ей казалось, будто в голове застряли знания, и она согласилась.

Первый ее двухчасовой рабочий день довел Бориса Семеновича и Дмитрия до истерики.

Они посмотрели, как она внесла информацию в карточки, и еле пришли в себя после десятиминутного непрерывного хохота.

У Анюты и вообще с грамотностью было плохо, а тут еще прибавился выверт, которому несколько лет назад обучили подружки, отправлявшие ей СМС-ки с дешевых мобильников и требовавшие ответов. Они писали латиницей и вместо «Ч» набирали четверку, вместо «Ш» — шестерку. Анюта, не долго думая, именно так заполнила графы карточек.