Юрий Корчевский - Ученик Путилина [litres]

– Чти там срочные! – приказал Павел.

Подьячий по очереди стал читать письма. Написано канцелярским языком, но вполне понятно. В общем – указания, ничего реально срочного. Павел поинтересовался:

– Какие происшествия случились?

Во всех оперативных службах обычно с этого вопроса начинался рабочий день.

– Один момент!

Вернулся подьячий с чиновником «стола приключений», который вел журнал о всех, ставших известными, происшествиях – убийствах, кражах, драках с поножовщиной, разбоях. Павел пробежал взглядом журнал. Написано каллиграфическим почерком тушью. Единственно, что мешало читать – знаки «ять». Знаки эти были отменены советской властью после октябрьского переворота 1917 года. Драка в трактире, ничего серьезного, карманная кража, ущерб невелик – три рубля.

А вот это существенно – убийство на Адмиралтейской. Улица в центре, бедные там не живут, дома частные, а не доходные, не дома, а хоромы. Многие из домов старой постройки до сих пор хорошо сохранились, ибо строили добротно, на века. Не чета нынешнему массовому строительству, где используется труд гастарбайтеров. Выглядит неплохо, а по сути – недолговечно и уж двести лет точно не простоит.

Судя по записи, на происшествие поехал полицейский урядник Абрикосов. Фамилия известная, но в Москве. Вроде промышленник, владелец кондитерской фабрики. Ничего нового в мире не появилось, судя по записям «стола приключений». Так же грабят, убивают. Надо бы съездить, посмотреть. Интересно, как эти полицейские дела расследуют.

– Я поеду на Адмиралтейскую, посмотрю.

– Как изволите, господин прапорщик. Пролетка у подъезда ждет. Только осмелюсь напомнить, через два часа ежедневное совещание у начальника Сыскного отдела.

Память услужливо подсказала фамилию.

– А разве Путилин уже приехал?

– Нет, но он, как всегда, точен.

– Спасибо, я не забыл.

И ехать недалеко, два квартала, но если на каждое происшествие пешком, то к вечеру подошвы сотрешь. Шутка, на полицейских сапогах подошва двойная. В таких зимой, да с теплым носком нога не мерзнет.

На пролетке доехали быстро. У искомого дома несколько человек. Один из них, судя по бляхе – дворник. Перед Павлом расступились. Он вошел в дом. Слуг и домочадцев не видно, но со второго этажа слышен разговор. Легко взбежал по лестнице. У дверей одной из комнат плачущая женщина, рядом две зареванные девицы.

– К убитому вчера посторонние не приходили? – из комнаты мужской голос.

И в ответ, тоже мужской:

– Никак нет-с. Мимо меня мышь не проскочит!

– Не сам же он себя убил? Стало быть – был посторонний.

Павел прошел в комнату. На ковре, на левом боку лежал убитый, мужчина лет пятидесяти, в костюме-тройке. Под головой кровавая лужа расплылась. Увидев вошедшего Павла, со стула вскочил полицейский урядник, в звании вроде старшины. Павел – прапорщик, по-армейски – лейтенант. Был еще офицерский чин поменьше – подпрапорщик, соответствующий младшему лейтенанту.

– Убийство, Павел Иванович! – доложил урядник. – Мыслю – тяжелым предметом по голове ударили.

– И где этот предмет?

– Не обнаружен.

– Из карманов, из комнаты что-либо пропало?

– Не могу знать!

– Женщин допросить надо было.

– Виноват, не успел.

Павел подошел к женщинам.

– Кто обнаружил тело?

– Я.

– Представьтесь.

– Лукерья, жена хозяина.

– Во сколько это было?

– Без четверти одиннадцать. Я смотрю – свет в комнате горит. Чего керосин попусту жечь? Открыла дверь, а он…

Женщина снова заплакала.

– К убитому подходили?

– Было такое. Сначала подумала – плохо ему, а как кровь увидела….

– Не дотрагивались? Я имею в виду – пытались помощь оказать?

– Не было, он уже не дышал.

– Теплый или остыл?

– Не помню.

– Портмоне у хозяина при себе было? В карманах?

– Зачем его дома носить? В горке хранил.

Горкой называли письменный стол для работы стоя, столешница наклонена, чернильница стоит. Вдова подошла, откинула столешницу. Там стопка бумаги, очиненные гусиные перья, песочница с сеяным мелким песком – написанное присыпать, чтобы не смазать. И здесь же кожаное портмоне. Павел взял его в руки, раскрыл, показал содержимое женщине.

– Все здесь? Или пропали деньги?

В портмоне пачка бумажных банкнот разного достоинства. Грабитель не взял бы часть, прихватил все. Похоже, версия ограбления отпадает.

– Ценные предметы, может быть, пропали? Перстень или табакерка?

– Господь с вами, сударь, не курил он и табак не нюхал. А кольцо обручальное на пальце до сих пор.

– Может быть, ссорился с кем-то?

Женщина переглянулась с девицами.

– Вроде нет.

Павел почувствовал – неправду говорит.

– Члены семьи все на месте?

– Сына нет, Прохора.

– Где же он, позвольте спросить?

– Не знаю. Вчера был дома.

– Где-нибудь служит?

– Да нигде он не служит! – выступила вперед одна из девиц. – Только и знает, что в карты играть.

Это уже интересно. В карты могли проигрываться состояния. Не это ли явилось причиной ссоры и убийства? Но какие нервы должен иметь убийца, если это сын? Ударил папеньку и смылся? Куда?

– Родня еще в Петербурге есть?

– Нет, мы сами тверские, здесь еще не обзавелись.

Надо срочно проверить, где сын убитого. Складывалось впечатление, что он каким-то боком причастен к трагическому событию. Павел подошел к уряднику.

– Берите девушку, похоже – она знает, где ее брат может находиться, постарайтесь доставить сюда. И поаккуратнее, без применения силы, по возможности.

– Слушаюсь!

– А я отправлюсь в Сыскное отделение.

Урядник с девушкой вышли. Павел посмотрел на часы, откланялся. Как быть с трупом, он не знал. Надо срочно изучать наставления, приказы, свод законов империи. Без этого плохо. В свое время отправил бы труп на судмедэкспертизу. По крайней мере, была бы установлена причина смерти, но есть ли в Петербурге такие врачи? Вроде бы должны быть так называемые полицейские врачи. Но где они, каковы их функции, он не знал.

Павел поторапливался. Одно дело на пролетке ехать, другое дело пешком. На тротуаре полно людей, не будешь же расталкивать? Едва-едва успел. Интересно было посмотреть на начальника Сыскной полиции. В дальнейшем Путилин Иван Дмитриевич стал легендой сыска.

Современники считали его человеком одаренным, наблюдательным, добродушным и вежливым. Но очень смелым. Своим продвижением по службе и наградам обязан только своему умению видеть то, что другие не видели, аналитическому складу ума, способности делать выводы. Начинал полицейским чином, в звании титулярного советника в отделении полиции рядом с Сенным рынком. Там поднаторел в раскрытии карманных краж и разбоев. В декабре 1867 года получил коллежского асессора, в январе 1870 надворного советника. И дорос до действительного статского советника, чина гражданского, приравненного к генерал-лейтенанту в армии.