Евгений Щепетнов - 1972. Миссия

Стараясь не шуметь, достал из чемодана чистое белье и на цыпочках пошел в ванную комнату. Все туалетные принадлежности (само собой!) тут были – и мыло, и шампунь, и перчатка-мочалка, и зубная паста, и запакованная зубная щетка. Кстати, мне тут в америках всегда очень не хватает настоящей мочалки – ну такой настоящей, русской, с ручками, чтобы как следует потереть спину. Ну что за чертовщина, что за мода на эти дурацкие перчатки? Как я должен дотягиваться до места между лопаток? Ну ладно там женщины – они ногой через ухо до попы достанут, а я как дотянусь чтобы потереть лопатку? Тьфу одно!

Но да ладно. Влез под душ… и опять это дурацкое-американское! Ну почему душевую лейку надо приделывать намертво?! Почему нельзя стоять на месте и поливаться лейкой из шланга, а я должен вертеться и подставлять спину? У себя в поместье я сделал все как надо. Хотя мне и пытались доказывать, что так не делают. Я делаю, черт вас возьми! Я плачу деньги и так делаю!

Горячая вода… прохладная вода… снова горячая вода… контрастный душ! Читал о том, что контрастным душем успокаивают душевнобольных. У них сразу проходит приступ безумия. Я не шизофреник, но контрастный душе успокаивает и меня. Это был в высшей степени нервный, тяжелый день. И даже вечернее наше с Ольгой безумство меня не расслабило, хотя и должно было расслабить. Я постоянно «на щелчке», постоянно чего-то жду. Чего-то нехорошего – выстрела, удара ножом в спину, яда в чашке с чаем. Теперь, когда я засветился у Никсона, мне нужно быть многократно более осторожным!

И зря наверное я согласился отправиться к президенту без оружия. Вернее, так: нужно было взять оружие с собой и оставить его в номере. А потом снова нацепить на себя. Хотя бы ради спокойствия.

Я хорошенько растерся махровым полотенцем, надел чистые трусы, майку (не «алкоголичку», а спортивную, с рисунком). Не люблю я надевать свитер на голое тело, мне так некомфортно. Больше не одеваясь, потащился в спальню. Так же аккуратно как и перед этим вошел в комнату, приподнял свой угол широченного, три на три метра легкого, но теплого одеяла и с облегчением улегся на кровать. Ольга не пошевелилась, когда я лег, она лежала на боку, спиной ко мне и тихонько сопела. Я усмехнулся, вздохнул… и… почти мгновенно заснул. Как поленом по голове получил! Бах! И чернота.

Что меня разбудило – не знаю. Тревожное чувство – так бывает, когда ты идешь по лесу и тебе кажется, что за тобой наблюдают чужие, недобрые глаза. Я сунул руку под подушку и схватился за нож для колки льда – жуткое изобретение, больше похожее на стилет-мизерикорд, которым сквозь узкие отверстия в латах добивали раненых рыцарей. Граненый острейший штырь на рукоятке темного дерева, тяжелый, увесистый, опасный так же, как его средневековый аналог, успокаивающий буйных рыцарей. Когда шел в ванную, прихватил его со столика возле холодильника – так, на всякий пожарный случай.

Прислушался. Нет, ничего не слышно. Тихо и темно, сквозь закрытые тяжелыми шторами окна не пробивается ни одного лучика. Стены здания толстые, старинные, так что и звуки сюда не особо доходят. Да и нет этих звуков – под утро все спят, даже самые жадные работяги-таксисты отсиживаются в очереди возле отеля.

Скрип? Показалось, что под чьей-то ногой скрипнула паркетная плашка. Я замер, лежа на спине и вперившись взглядом в дверь спальни. Дверь тихо-тихо начала отворяться… еще… еще… в нее просунулось толстая труба глушителя. Следом за трубой возникла темная фигура человека, единственным светлым пятном на которой был треугольник белой рубашки ниже подбородка.

Заранее согнутой правой ногой толкаю Ольгу – так, что она слетает с кровати! Без замаха бросаю нож для колки льда, и он вонзается убийце куда-то в область груди! Слетаю с кровати, и тут же на подушках, там, где лежали наши головы, взметнулись облачка пуха из простреленных подушек!

Банг! Банг! Банг!

Звук выстрелов похож на звук вылетевшей из бутылки пробки – это вам не из «марголина» стрелять, здесь крупный калибр, не меньше, чем сорок пятый! А сорок пятый даже с глушителем звучит так же, как «марголин» без глушителя! Вот потому я и люблю «марголин» с его дозвуковой скоростью и слабосильными патронами. Если удачно из него попасть, если ты умеешь из него попадать – результат такой же, как если бы ты стрелял из крупнокалиберного кольта. Только все тихо, шито-крыто… особенно, если на марголине есть прибор бесшумной стрельбы, он же в просторечии «глушитель».

За спиной визжит Ольга, но я не обращаю на нее внимания, прыгаю на убийцу, уже выдернувшего из правой ключицы мой нож и бью его в горло костяшками пальцев правой руки, подогнутых к ладони. Теперь мне не нужно стараться не убить противника, теперь – я могу разойтись по-полной!

Рука входит в горло, перебивая трахею и парализуя дыхание. Человек еще не понял, что он умер, но… он уже умер. Мозг выключил сознание, и только сильное, тренированное тело все еще отказывается умирать. Простейшие рефлексы все еще работают, и потому убийца стоит на месте, парализованный и беспомощный.

Толкаю его вперед и тут же падаю – над головой в двери возникают звездчатые дырки, летят щепки, и слышно: Банг! Банг! Банг!

Точно, он не один. Я так и думал. Шарю по полу, разыскивая оброненный пистолет, нащупываю шероховатую рукоятку. Должно остаться пять патронов, если хозяин ствола не потратил патроны ДО меня. (Семь в магазине, один в патроннике. Три выстрела) Итак, задача – выйти и убить противника. Или противников. С чего я взял, что там один человек?

Створка двери открыта, через нее виден диван и часть стены с окнами, выходящими на улицу. Входную дверь не видать, второй убийца, если он не успел скрыться, находится справа, как раз у выхода. Перекрывает отход. И никуда он не сбежит, уверен – иначе зачем они сюда приходили? Должны закончить начатое!

Думай, Миша, думай! Сидеть здесь? Ждать, когда этот типы (типы?) свалят? А если их наоборот будет больше? Если гранату? Если автомат? Или газ? Нет, отсюда нужно валить, и как можно быстрее. И тогда альтернативы нет – надо выходить и разбираться с гадами.

Рывком выбрасываю свое тело вверх, отталкиваюсь ногами и рыбкой лечу вперед, переворачиваясь в воздухе на спину. Ловлю стволом темный силуэт, притаившийся у двери, делаю «двойку», и тут же переношу огонь на второго убийцу, присевшего за дверью в спальню. Есть! Оба валятся мягко и молча, без лишних звуков и телодвижений.

Еще минуту лежу молча, не двигаясь, слежу за входом. Нет, больше никого. Тогда встаю, иду к предположительно трупам – первым делом проверить, есть ли живые. Выстрела в спину я не хочу.

Живых нет. Одна пуля в грудь, вторая в голову. Это я умею…

Тот, что в спальне, тоже мертв. За кроватью всхлипывает Ольга, время от времени тонко завывая. Раздражает.