Владимир Малыгин - Под крыльями Босфор [СИ]

Кивнул товарищам, попрощался то есть, отвернулся, улёгся на разбросанную хвою муравейника. Нечего тут рассусоливать!

За спиной снег заскрипел, полозья запищали. Не выдерживаю и всё-таки оглядываюсь. Уходят в тишине и молчании мои друзья, скрываются среди деревьев за изгибом дороги.

Лежать и просто так дожидаться противника не стал. Проверил патроны в револьвере, убрал его на место. «Маузер» к кобуре пристегнул, рядышком аккуратно положил. Спустился вниз, осмотрел ещё раз склоны. Ну нет у меня желания здесь и сейчас умирать. Если что, постараюсь уйти на вон тот склон. Деревьями прикроюсь, а там что-то вроде небольшой складки, ложбинки имеется. Вверх по ней и буду пробираться. Так что не всё так печально, побарахтаемся ещё! Только нужно будет постараться каким-то образом погоню за собой увлечь… И самолёты в небе ещё мешаются…

Вернулся назад, утоптал снег на ту сторону дороги, устроил лёжку за стволом дерева. Запасная позиция. Отсюда и отступать буду к той ложбинке. Заодно и в ту сторону прошёлся немного. Пусть на начальном этапе хоть такая тропка будет, всё меньше сил и времени на отход понадобится.

Улёгся в тёплый муравейник, устроился поудобнее. Пока есть возможность, можно и полежать спокойно. Успею ещё находиться, набегаться. Перевернулся на спину, хвойную иголку зубами сжал, в голубое небо поглядываю.

Костерок наш прогорел, дымит помаленьку, в мою сторону, кстати, дым относит. Это хорошо. Мало ли собаки у погони имеются. От разгрызенной хвоинки во рту терпкий и горький ураган образовался. Ухватил горсть снега, в комочек сжал, в рот потянул. Разгрыз и проглотил. Хорошо. Только сейчас и понял, что во рту пересохло и пить хочется. Волнуюсь? Зачерпнул ещё одну горсть снега, следом вторую. Немного легче стало. Пичуги в лесу осмелели, зачирикали. Жду. Потянулось время.

Первым делом до меня металлическое звяканье лошадиной сбруи донеслось. И только потом птицы замолчали.

Перевернулся на живот, взялся за рукоятки «Максима». Ну что, вспомним старое? Потянул несколько раз за рычаг взвода, приник к прицельной планке, повёл стволом вдоль одного склона, другого, остановился на дороге, замер.

Стрелять начал, когда меня заметили. До головного всадника оставалось шагов двадцать, двадцать пять. А станковый пулемёт в упор – страшная сила. Потратил где-то полленты. Всадника пуля навылет прошивает. Всю поляну передо мной словно метёлкой вымело. Уцелели только те, кто за деревьями схоронился на той её стороне, да и то, не факт.

Откатился в сторону, через дорогу, не забыл ухватить «Маузер». Схоронился за противоположной елью. Тишина. Ни выстрела в ответ, ни стона на дороге. Даже костёр погас и ветер стих. И лошади не ржут.

В пределах видимости насчитал восемнадцать человек. Сколько ещё не успело выехать на поляну, не знаю, но точно уверен, что какая-то часть уцелела. Есть надежда на то, что дура-пуля и среди деревьев на той стороне кого-нибудь да зацепила, но всё равно всех положить я не мог. Поэтому лежим и выжидаем. И смотрим-слушаем. А собачек, к моему счастью, у них нет…

Семён

Заключительный подъём к макушке дался очень тяжело. Лежать на санях остался лишь Маяковский, остальным волей-неволей пришлось вставать на ноги. Брели сквозь снежные завалы под размеренное тарахтенье «Максима» далеко за спиной. Спокойно дойти до горбушки перевала нам не дали. Пришлось в последнем рывке буквально прокладывать себе дорогу пулемётным огнём.

По всему выходит, что закончил противник в благородство играть. Закружили немцы над нами карусель, постарались короткими очередями к земле прижать. Да мы огрызнулись из «Мадсенов», снова заставили немцев отшатнуться, уйти в сторону.

Жаль только, что промахнулись. Одно дело с самолёта в полёте по другому самолёту стрелять, и совсем другое вот так, с места. Непривычно нам. Вот я и обмишулился. Взял упреждение, как обычно, как привык. Чертыхнулся, следующую очередь уже более прицельно выпустил и гораздо ближе к вражескому самолёту. То-то тот так шарахнулся в сторону. Да удобный момент уже упущен был. И больше противник не подставлялся так опрометчиво, сам не подлетал и по нам издалека стрелял, попасть не попадал даже близко, но тревожил, трепал нервы. Так и кружили в стороне, постреливали в нашу сторону. Ну и мы о себе им напоминали периодически. Минут через двадцать им на смену другая пара прилетела, тоже начала надоедать.

Так они и менялись. А мы потихоньку продвигались по чуть заметной, заметённой снегом дороге, пробивали путь наверх, к перевалу и тоже понемногу постреливали, напоминали, что не стоит к нам близко подлетать. И всё бы хорошо, но боезапас потихонечку таял.

Наверх мы всё-таки успели забраться. Попадали прямо в снег, лежим, отдуваемся. Отдышаться пытаемся. Ну и прислушиваемся, само собой. Только «Максим» больше не стреляет.

Ещё разок шуганули надоедливого немца. Или австрийца, кто их разберёт? Но самолёт с чёрными большими крестами, поэтому какая по большому счёту разница? Враг он враг и есть. Един во многих лицах.

С двумя пулемётами в такой ситуации отбиться можно, а вот уйти уже нет. Раненые не дадут. А что делать, когда патроны закончатся? Вниз спускаться? Никак нельзя. Зажмут нас в распадке. Сверху нам далеко видно. И в той стороне, куда мы так упорно пробивались – противник. Нам навстречу идёт. Так что остаёмся здесь… Но маршрут для отхода наметили. Только, чую, для проформы наметили. Вряд ли он нам пригодится. Можно, конечно, лошадку выпрячь и повторить давешний цирковой трюк – на санях вниз, в очередную долину, скатиться… А дальше-то что? Если на спуске не убьёмся, то внизу так и останемся…

Потихоньку и не особо спеша обустроили основные и запасные позиции, камней натащили, хоть какие-то брустверы перед собой выложили. Все делом заняты, никто отлынивать не собирается. Лежим, молчим, друг на друга не смотрим. Всё и так понятно. Далеко внизу выстрелы защёлкали, словно хворост сухой ломают. Значит, жив ещё командир…

Ждать пришлось недолго. Но это и хорошо, потому что слишком уж природа вокруг красивая. Небо чистое, голубое. Внизу на склонах ели зелёные стеной стоят. Солнце ощутимо пригревает и оттого лёгкий морозец практически не чувствуется. Можно даже перчатки снять. Мы так запарились, что до сих пор остыть не получается. Пар так над нами и курится, позицию демаскирует. Но это я так болтаю, от нечего делать, потому что маскировка эта будет действовать лишь до первого нашего выстрела. Ну и про самолёты не нужно забывать. Сверху-то им всё прекрасно видно…

Лебедев

Стрелки из нас никакие. От отдачи голова раскалывается, кружится, рвота к горлу подступает. Стреляю «в белый свет, как в копеечку». Больше для того, чтобы просто попугать немецких пилотов. И от досады и злости на самого себя. Был бы цел, так не пришлось бы командиру нас прикрывать…