Олег Борисов - Навь [AT]

– Что-то еще?

– Да. На этот раз более серьезная просьба… Ваши люди насколько надежны?

– Вопрос цены. Если заплатить много, чтобы не перекупили, то вполне готовы идти до конца.

– А вы?

Мартын огладил бородку и решился. Он давно подозревал, что «мистер Смит» из совсем другой конторы. Именно поэтому о нем даже в полслова нигде не обмолвился и в еженедельных отчетах не писал, зачем лишать себя возможных путей отхода?

– Смотря какая просьба. Если купца пощипать, то это одно. А если под вышку идти, то совсем другое.

– Вышка? Это за злоумышления против Империи?

– Именно… Тогда мне билет на ту сторону и капитал. В зависимости от сложности проблемы от десяти до ста тысяч золотом.

Липовый Смит усмехнулся:

– Ну и аппетиты у вас.

– А вы задачу подбирайте под стоимость. Тогда и денег будет не жалко.

Гость похлопал очередной долетевшей от группы студентов реплике, изобразив интерес к черновому прогону сценки капустника, после чего, не сгоняя улыбку с лица, заявил:

– Проход за ленточку и сто тысяч вполне реальны. Но мне нужно, чтобы твои люди заглянули в одно место, пошумели там серьезно и оставили послание. Написанное не краской.

Натянув на застывшее лицо подобие ухмылки, Мартын продолжил продавать душу. Если уж бежишь по тонкому льду, то останавливаться никак нельзя:

– Чтобы пошуметь, нужны музыкальные инструменты посерьезнее. У меня лишь так, уток пугать.

– Сколько человек готов выставить?

– Девять, вместе со мной. Каждому бойцу пятьдесят тысяч рублей минимум. Аванс им и мою сотню в безымянных сертификатах на предъявителя сразу. Зато можете быть уверены, что никто к околоточному не побежит.

Протянув Мартыну сложенную газету, Смит свернул разговор:

– Понял. Через два дня здесь же, на повторном прогоне. Аванс будет, насчет твоего запроса нужно уточнить у руководства. Ну и расписку с тебя придется получить, сам понимаешь. Как говорят у вас: доверяй, но бумажки в бухгалтерию предоставь… Заодно про инструменты обсудим. Потому что на охоте утки будут жирные, придется подготовиться… Уходишь первым, а я пока лямур-тужур покручу, чтобы вопросов не было у недорослей. А то начнут затылок еще чесать, с чего бы это журналист профурсеток за задницу не щупал…

Это лишь в дурных шпионских боевиках агенты ползком переползают через границу, путают следы по болотам и шагают затем сотни километров тайными тропами, выбирая места позаковыристее.

На самом деле Волколак поступил куда проще. Легкий грим, вставки за щеки и вот перед вами пожилой морщинистый пенсионер из какой-либо скандинавской страны. Вредный, не совсем опрятный старик, который мечтает на закате жизни посмотреть на Золотое Кольцо России. Такой же, как и тысячи других туристов, накопивших на относительно безбедную старость. Проедет через пропускной пункт с максимально большим трафиком гостей, доберется до гостиницы и вечером исчезнет. А через десять дней из другого города на пароме назад вернется двойник, который спит и видит, как бы убраться подальше от вечных холодов и возможного разоблачения. И никаких связей или намеков на мальчика, в чью шкуру вживался агент.

Пока же карающий меч ордена часами ходил по комнате, отрабатывая нужную походку, мимику и проговаривал фразы до автоматизма, чтобы потом от зубов отскакивали. Анджей Потоцкий медленно проступал в новом теле. Жестами. Словечками. Польским говорком. Прищуром глаз. Благо, видеоматериалов для подготовки предоставили более чем достаточно. Судя по всему, планы по внедрению агента в чужое окружение были написаны давным-давно, как и прикрытие было рассчитано с прицелом на длительную нелегальную работу. Поэтому оставалось лишь повторять прочитанное досье, уточнять нужные детали и шлифовать образ. Вживаться настолько, чтобы не пытаться играть пацана, а быть им. Не превращаться в двойника, а полностью заменить Анджея Потоцкого, всего, с потрохами.

– Как звали последнюю любовницу графа Потоцкого?

– Папа никогда не общался с ней по имени, только «моя Лилит». На афишах, которые я разок видел, было написано «Прима Ауэрелия». Со мной она не разговаривала, разве что кивала, проходя мимо.

– Цвет обивки салона машины?

– Год назад мы продали Руссо-Балт и купили новую от концерна Пузырева. Класс, конечно, не тот. Но денег лимузин жрал без меры, поэтому пришлось ужаться. В старой обивка салона была из темно-коричневой кожи, на левом заднем сиденье маленькая дырка по центру от сигареты. В новой плотный бежевый велюр и ярко-оранжевые строчки по краям.

– Как зовут старшего охраны?

И так – день за днем. Чтобы чужую жизнь принять как свою и полностью переродиться в другого человека. Который еще не знает, что за его спиной вырастает черная тень, готовая пожрать целиком и полностью.

Постукивая тростью по деревянному полу, высокий седой старик медленно шествовал в центральный зал поместья. Хотя, залом это называться вряд ли могло, всего лишь небольшая комната, где граф предпочитал обедать. Да и поместье не чета проданному раньше в Малороссии, всего лишь скромный двухэтажный дом. Но не признаваться же самому себе, что и титул всего лишь формальность, а ты дряхлая развалина, которая еле ковыляет по пустому коридору. Так пусть кто другой за спиной шипит, а ты – истинный шляхтич, ты должен держать удар и идти наперекор судьбе.

Но сегодня настроение у Юзефа Потоцкого было отличным. С утра в электронном еженедельнике мелькнула статья про то, как один из родственничков прогорел с проектом создания модульного робота для пожарников. Удумал тоже, тягаться с Юсуповыми, кто на профильной технике собаку съел и давно рынок под собой держит. Даже одергивать идиота не стали, наоборот. Рекламой обеспечили, журналистов подсылали, которые без конца спрашивали: «когда, когда будет готово?». Ну и как результат – полное фиаско. Испытания поделка не прошла, деньги потрачены, кредиторы мечтают получить свое назад. Раз-два и родственничек почти полный банкрот. Если бы граф желал позлословить, то мог бы и ляпнуть, что это фамильное проклятие. Как с железом свяжешься, так вечно одни убытки. Другое дело – овощи и фрукты. Экологически чистые, проверенные на любую заразу и продаваемые с изрядной наценкой в рестораны Москвы и Санкт-Петербурга.

Что поделать, старик терпеть не мог родню. Любую. Даже к дочери относился, под конец ее короткой жизни, с изрядной долей неудовольствия, которое и выказывал при любом удобном случае. Может, из-за этого и не выкарабкалась после осложнений от пневмонии. А может, просто граф пожалел денег, погнав беднягу в больницу для неимущих лишь тогда, когда женщина сама ходить толком не могла.