Евгений Щепетнов - 1972 [litres]

Толпу с трудом, но все-таки оттеснили, и мы медленно, осторожно поехали по пандусу, ведущему в подземную парковку Эм-Си-Джи. Отсюда были выходы на все спортивные арены комплекса, в том числе и туда, где обычно проходят бои рестлеров.

Знакомое место, ага… бывал я в рестлерском зале. Кстати, сказать – «Кадиллак», на котором мы сейчас приехали, был, можно сказать, там и «заработан» – подарен Страусом в качестве компенсации за «рекламную кампанию». Тогда мне пришлось на глазах у всей Америки защищаться от безумного черного рестлера, решившего наказать «проклятого белого писателя». Страус устроил этот спектакль, вот и расплатился за то «Кадиллаком». А я и не возражал. Нравится мне «Кадиллак Эльдорадо». Умели американцы делать машины.

Почему «умели»? А уже с двухтысячных они начали портачить, массово клепая всяческое жестяное дерьмо, часто ломающееся и моментально гниющее. Да еще и с удивительно дорогими запчастями. А в семидесятые автопроизводители пока что еще придерживались мнения, что добиться успеха можно только в том случае, если ты делаешь надежные, выносливые и крепкие автомобили.

Наивняки! Все дельцы совсем скоро убедились, что выгоднее делать хрупкие, ненадежные вещи, которые скоро сломаются, и тогда придется покупать новые. Пришло время одноразовых вещей! Вернее, придет. Лет через тридцать.

Стоило мне выйти из машины, как меня и Пабло тут же окружили секьюрити, и человек с бейджиком Эм-Си-Джи (он представился Робертом) повел нас к пассажирскому лифту. Через десять минут я уже сидел в раздевалке, разглядывая себя в зеркале и слушая причитания возбужденного Страуса:

– Откажись! Вспомни наш разговор! Я отдам тебе твою чертову бумажку, только откажись! (Он имел в виду расписку, что я написал пару дней назад.)

В конце концов, я не выдержал и довольно-таки резко парировал:

– Джон! Если ты скажешь еще хоть слово по этому поводу, я решу, что ты сделал ставку в тотализаторе, и что самое главное – против меня! Так что заткнись и жди боя! Что будет, то и будет! А лучше всего – если есть время – поставь денег на меня! Не ошибешься! Я ведь провидец, помнишь?

Страус странно на меня глянул, но в конце концов все-таки замолчал. Больше мы с ним до боя не разговаривали. Потом он вообще куда-то исчез – я его в раздевалке не видел. Со мной остался только Пабло, который сидел в углу на стуле, держа руку на пистолете, висящем у него в подмышке, внимательно наблюдая за входом и тремя секьюрити, меланхолично жевавшими свою всегдашнюю жвачку. (Меня уже не бесит, когда американцы жуют эту дрянь. А они ее жуют чаще, чем можно было бы представить.) Пабло не верил никому, даже секьюрити. И это правильно. Здоровая паранойя еще никому не нанесла вреда, а вот пользы от нее более чем достаточно. Убеждался в этом лично, и не один раз в своей довольно-таки бурной жизни.

Потом я размялся, разогнав секьюрити по углам. Растяжки, разогрев мышц, связок – пока не выступил пот и пока я не почувствовал, как кровь быстрее забегала по сосудам. Нет, сильно я не вспотел – чтобы вспотеть как следует, мне нужно хорошенько себя погонять. Воды сейчас во мне мало, я и так за последний год неслабо «усох», но за время интенсивных тренировок последних месяцев из меня вышла последняя лишняя вода. Ниночка сказала, что я стал таким твердым, что иногда ей кажется, что она занимается сексом с каким-то стальным роботом.

Кстати, Ниночку я с собой не взял. Почему? Ну так… на всякий случай. Мало ли что тут может случиться. Провокации какие-нибудь, беспорядки. За последние дни я столько прочитал в газетах в связи с моим боем, что просто волосы вставали дыбом! Америка раскололась на два лагеря – ЗА и ПРОТИВ меня. «За» – белое большинство, «против» – чернокожие, часть цветных, а еще – всякие там здешние «рукопожатые», как их называют в моем времени. То есть либерасты и всяческого рода нигилисты, которым чем хуже, тем лучше. Раз негры бунтуют, раз громят магазины и автомобили, почему бы их и не поддержать? Это же весело – жечь и ломать! Да и прибыльно бывает…

Кстати, звучали голоса с самого верха страны о том, чтобы запретить этот бой. Мол, слишком уж много он вызывает негативных эмоций и может вылиться во что-то такое, в сравнении с которым недавние волнения чернокожих покажутся детскими играми. Но отменять не решились – боясь, что будут еще бо́льшие беспорядки по поводу отмены.

Справедливости ради должен сказать – я с «запретителями» был совершенно согласен. Сам не ожидал такого результата! Ну какая разница – черный победит или белый?! Я же не этого хотел! Не противостояния рас! Я не расист и никогда им не был! Да, у меня напрочь отсутствует привитое советскому человеку понимание всеобщего, всемирного братства трудящихся, а особенно приязнь к «угнетенным» народам Америки. «А у вас там негров линчуют!» Насмотрелся я в моем времени на этих «угнетенных», на то, что они творят и как себя ведут, – я бы их просто расстреливал на месте. Без суда и следствия. Как когда-то бандитов фронтовые разведчики в Одессе. (Пусть даже и говорят, что это фейк, но идея-то хорошая! Правильная!) В общем – толерантность у меня отсутствует как явление, это точно.

В общем, к тому времени, как я появился в раздевалке Эм-Си-Джи, обстановка в стране вокруг боя Али и Карпофф накалилась до предела. Так что тащить сюда мою Ниночку было бы просто глупо. Пусть лучше поместье охраняет вместе с Серхио и Амалией! А сам бой она легко увидит в трансляции по телевизору.

Свободные спортивные шорты, перчатки «без пальцев», сделанные специально для этого боя – вот и весь мой наряд. Так же будет наряжен и Али.

Взвешивания не будет. Какой смысл взвешиваться, если бой состоится при любом весе? Я и так знаю, что рост Али 191 сантиметр, и вес 105-107 килограммов. Я ростом 187, и вес 100 килограммов. Ну да, пониже и полегче. Но это ничего не значит. Я тоже прохожу по категории тяжеловесов, и удар у меня неслабый.

Впрочем, я не собираюсь биться с Али по боксерским правилам и давать ему хоть какой-нибудь шанс. Пусть даже и не надеется.

Надел толстый шерстяной халат – чтобы мышцы не остыли. Сел в кресло, посмотрел на себя в зеркало.

Да, что-то я давно на себя в зеркало не смотрел. Нет, так-то я смотрюсь в него, когда бреюсь или когда стригусь у парикмахера (обычно здесь же, в городке), но чтобы усесться и рассмотреть себя вот так – внимательно, как чужого человека, – такого давно не было.

Изменился я, это точно. Шрамов прибавилось. Шрам на голове зажил, но волосы на нем не росли. Выглядело это так, будто мне хорошенько рубанули по башке казацкой шашкой. Стригусь я всегда коротко, а сейчас и вообще стал стричься, как армейский сержант, – не знаю, как называется эта прическа, раньше вроде называлась «бокс», так что все шрамы наружу. Раньше подлиннее стригся – после ранения пришлось побрить вокруг раны, вот и получилась совсем короткая – «бокс». Но в принципе мне всегда нравилось стричься очень коротко. Некогда мне за волосами ухаживать. Пусть за ними метросексуалы ухаживают и всякие там… хмм… ну, понятно.