Олег Леконцев - Шаг в триста лет в прошлое

Дмитрию это все меньше нравилось.

– Ну ты, красавец, – обратился он к Апраксину, который был одним из самых громких, – давай сравнимся. Рубанемся, у кого сломается, тот отдаст свой клинок.

Апраксин, оценивающе посмотрел на свою шпагу, украшенную бриллиантами и золотом, и простую саблю Дмитрия, отрицательно покачал головой.

Дмитрий посчитал этот отказ справедливый.

– И пятьсот рублей с меня, если проиграю! – добавил он.

Это был весомый вклад, и Апраксин согласился, но поставил условие:

– Я рублю!

Дмитрий не возражал. Сабля была абордажная, массивная, шпага гораздо тоньше, скорее сломается.

Приготовились. Дмитрий покрепче прихватил саблю горизонтально. А Апраксин посильнее рубанул шпагой:

– Ах!

И едва по инерции от удара не свалился на пол.

– Ну ты силен! – удивился Петр, – а со шпагой-то как? Сабля, вижу, целая.

Апраксин задумчиво посмотрел на обломки шпаги. Эфес и часть лезвия составляла одну часть, большую часть лезвия – другую.

– Черт побери! – прочувственно сказал Апраксин, – сам себе отрубил шпагу, как будто пальцы снес.

– Дай-ка, – Петр отобрал саблю у Дмитрия, посмотрел на лезвие, даже потрогал его. Хмыкнул:

– Даже щербинки нет. Либо у Федора Матвеевича шпага такая дрянь, либо у тебя сабля столь хорошая. От шпаги мне пользы никакой нет, а саблю дай. Понравится, в кавалерию отдам. А то там клинки разные, и, как правило, дрянь. А тебе свою отдам.

Дмитрий прочувственно поклонился. Не так как по-русски – глубоко, раболепно, а по европейски, изящно и с достоинством.

Петру это понравилось:

– Вот так и кланяться, а не по-дурацки до земли. С саблей решили? – повернулся он к Дмитрию.

Тот молча, с таким же поклоном, отдал саблю.

Царь пообещал:

– Пару дней сам поношу, а потом дам кому из новиков, пусть иву порубает, да мне скажет.

Князь Хилков осторожно подошел со спины к Дмитрию и тихо попросил вслед за царем:

– Позволь, родственник, пристать тебе к докукой. Лезвие шпаги у меня тоже сломалось. Не заменят ли кузнецы? А я уж постараюсь, оплачу и кузнецам за работу и за сталь.

Дмитрий не успел ни согласиться, ни отказаться.

Петр подозрительно на них посмотрел:

– Что там шепчетесь? В голос говорите.

Дмитрий вздохнул. Что поделать, у Петра была сложная жизнь в детстве. Поневоле станешь подозрительным.

И он громко сообщил:

– Мы, государь, ту же проблему решаем, что и Федор Матвеевич. Нужно сломанный клинок у князя заменить.

– Хм, заменишь?

– Да обоим заменю. Клинки у меня откованы. Не знаю вот только, как мастеровые с украшениями смогут.

– Пусть делают, хорошие клинки ныне в цене.

Петр решил, что вопрос с клинками решен и заговорил о другом:

– Свадьба когда будет? А то выпить хочется, да и времени нет свободного.

Отец и дочь Хилковы переглянулись, глазами посоветовались. С одной стороны, свадьба дело неторопливое и уж, тем более, не княжне торопиться. С другой, – государь спрашивает. У него забот и тревог много. Откажешь – как бы себе не хуже сделать. И так уже с помолвкой протянули. Хотели в этом году в Москве, да Дмитрий никак не вырвался.

– Как прикажите, государь, – покорно поклонился князь Александр.

– Я, государь, вот что думаю, – вмешался Дмитрий, – спешить, конечно, надо. Но мы хотели на днях поехать на рудник черной руды и за одним посмотреть на пароходы.

А машину сделают за неделю, и еще несколько дней будут подгонять. Вот в эти дни свадьба и должна уложиться.

Петр фыркнул. Срок его явно не устраивал. Дмитрий поспешил добавить:

– На это время, государь, я могу познакомить с секретами металлургии, их никто не знает!

– Никто? – порывисто повернулся к нему царь.

– Никто! – твердо сказал Дмитрий, – зуб дам!

– Х-км, – хмыкнул Петр, – ну если ты зуб даешь.

– А потом посмотрим английскую паровую машину с моими переделками. Англичане, кстати, уже видели, предложили продать за двести тысяч фунтов стерлингов.

– Ого! – удивился Петр, – деньги взял?

– Нет еще, – признался Дмитрий, твердо пообещав, – но возьму.

По приезде мастеровых из Англии, Дмитрий долго разговаривал с ними, ища подвох. Ни один здравомыслящий хозяин не будет так открыто выкладывать свои секреты. Тем более, практичные англичане. Их можно обвинять в чем угодно, но не в разбазаривании денег.

Все оказалось очень просто. Машину на четыре пятых собрали, вложили в них много денег, увидели блестящую перспективу и… зашли в тупик. Окончательной модели у них так и не возникло.

И то ли из отчаяния, то ли надежды о помощи, они стали приглашать мастеров из разных стран, чтобы, учась, они еще и модернизировали машину.

Что же, Дмитрий был в принципе не против, особенно если учитывать, что в будущем собранная модель будет в прошлой реальности английской.

Петру он об это говорить не стал, только указал на сумму продажи англичанами. Царю этого, разумеется, показалось мало, но он уловил одно – в России останется часть машин. Более того, Дмитрий собирается построить в Санкт-Петербурге машиностроительный «завод» – крупную мастерскую, как честно полагал про себя Дмитрий.

Царь поощрительно ему улыбнулся и предложил:

– Ну, давайте же, камрады, за наш успех!

Подозвал официанта с подносом. Там кстати, мужчинам достались бокалы с водкой, женщинам (Даша и метрессу Марту Скавронскую) – вина.

Даша, по княжеской чванливости, не хотела с ней ни здороваться, ни разговаривать. Но Дмитрий буквально заставил ее произнести несколько слов.

Это сцена, разумеется, не скрылась от глаз Петра, и он, видя, как Даша приноровилась к Дмитрию, самолично налил Хилковым и Дмитрию водку и наливку.

После этого чокнулся только с Мартой и Дмитрием и опрокинул водку в рот.

Кругом политика!

Дашенька в уголочке немного поплакала в плечо Дмитрию за казус с Мартой. При чем все подробности она еще не рассмотрела. Отец втихомолку, чтобы рядом не было чужих (Дмитрий к ним не относился), отругал (выговорил), что может быть с княжнами, ссорящимися с метресками царей. И с ее родными.

После чего ушел к царю – стоять в его свите, как и было указано, что б монарх не гневался.

– Я дурочка, да? – всхлипывая, сказала Даша, – все не так сделала.

Дмитрий ничего не сказал, только смачно поцеловал в щеки. Предложил:

– Давай я вас помирю. Марта, в общем-то, еще не злая. Не привыкла быть царицей. Но с условием – гонор на нее больше не выплескивать.

Даша смущенно кивнула.

– А теперь хватать плакать, – ласково потребовал Дмитрий, – у тебя лицо испортится.

Заставить девушку не плакать очень легко – сказать, что у нее от этого лицо становится некрасивое.

Любая девушка бережно относится к своему естеству – от природы. Ибо каждая из них хочет матерью и любимой женой. А, значит, надо быть красивой и околдовать любимого и единственного.