Игорь Кулаков - Программист Сталина [СИ]

В процессе подготовки к дирижируемому интервью со специально проинструктированным товарищем из «ТМ», я задал вопрос Берии – зачем именно меня открывать? Возможно ли обойтись без этого?

Он и разъяснил:

— Вот ты, товарищ Рожков, хочешь же позже, прямо мечтаешь и жить не можешь без, можно сказать, программирования в СССР, и в мире? Хочешь развивать компьютерный… — он усмехнулся, — …бизнес, стать акулой рынка электронных развлечений?

Понимание накатило на меня. И я сразу же бросился уточнять.

— Но для этого действительно надо им стать, застолбить место в истории делами и заставить тех, «на западе», какое-то время двигаться только по «ламповому пути» – этот замысел, согласен, мне понятен, но… надеюсь, здесь именно приоритет СССР, а не какие-то тайные операции… за рубежом… именно я должен быть позже… чист, бел и вообще «славное лицо советской… науки», да? Непричастное к… «хитрым происках советских спецслужб». Не рискованно ли меня раскрывать перед западом, вдруг со временем «все прутья сведут в одну метелку?»

Берия улыбнулся. На мой взгляд, что «саркастически».

— Вот потому ты и будешь именно что… советской акулой компьютерного бизнеса и основоположником программирования. А не советским… «агентом влияния»… такой ведь термин у тебя в 2018 популярен, среди разных кругов на западе и в РФ. Хотя и им тоже… белым и пушистым, как ты выражаешься. Ты будешь работать самим фактором своих работ на интересы СССР. А всё, что будет делать СССР «под тебя» и «для тебя», будет не видно для твоих глаз, ты даже об этом знать не будешь, наш разговор на эту тему – первый и последний, а как извлечь из всего этого пользу для СССР – будет не твоя забота, и вообще не твоего ума дело. Возникнут вопросы, будем решать в рабочем порядке. А ты – делай своё дело и реализуй свои задумки. А другие товарищи будут – своё дело делать. Тебе нужно, совместно с другими заложить основы в проектировании «вычислителя», лично тебе создать фундамент в программировании, который подхватят и продолжат другие, а затем… ты увлечешься идеей электронных развлечений и создашь «миллиардный», если верить твоим словам про будущее, бизнес… так что двигайся после туда, куда хочешь и где, между прочим, позже от тебя будет максимальная польза СССР. Да и лично тебе, товарищ Рожков. Ведь ты ЭТОГО хотел? У тебя есть такая возможность.

Мне, после такого, расставившего всё на свои места объяснения «из первых уст», оставалось только понимающе кивнуть. И принять как за руководство к действию.

Вячеслав Михайлович Молотов (Скрябин), Председатель Совета Народных комиссаров СССР, Нарком иностранных дел СССР. Последние дни декабря 1940 года.

Застолье с соратниками в честь дня рождения Сталина, справленное в ночь с 21 на 22 декабря, разумеется, было не столь большим по размаху, как прошлогодние, связанные с юбилеем вождя, кремлёвские торжества.

Но общение в узком кругу с партийными товарищами продолжилось новогодним кремлёвским приёмом. С артистами и заслуженными приглашёнными, которое удачно провёл председатель нашего Комитета по делам искусств. При дружеской поддержке товарища Ворошилова, который, после официальной части с подведением итогов года, когда собственно приём перешёл в празднование, очень удачно «поработал» у товарища Храпченко тамадой.

— Из праздника в праздник… — сказал мне с виду довольный Сталин, с которым мы вышли немного в сторонку размять ноги, уже под занавес празднования в Георгиевском зале Кремля.

Видя хорошее настроение Кобы, я пошутил:

— Третий раз отмечать будешь со своими?

Сталин остановился, помолчал, внимательно посмотрел на меня. Даже чуть дольше, что я снова подумал – не самое хорошее настроение у него что ли? Вроде как весёлый был… и тут он произнёс то, что я меньше всего ожидал услышать в ответ.

— А ты знаешь, товарищ Молотов, что Пермь, который мы недавно в честь твоего 50-летия переименовали, долго таковым не останется?

Первое мгновение я даже и не знал, как реагировать. С одной стороны, такой оборот мог свидетельствовать о каких-то больших неприятностях, с другой стороны, обстановка была совсем не та, где оповещают о подобном, улыбка Кобы была весёлой, а не той, которую принято называть кривой.

Я промолчал, сочтя это своеобразным праздничным юмором, выбрав лучшим вариантом поведения – не отвечать на странную подковырку.

И, видимо, вот тут он (как я пришёл к выводу позднее) и неожиданно что-то решил. Только что именно, не сразу стало ясно.

Сталин, тем временем, видя, что я не нашёлся, что и сказать, ответил на мой вопрос.

— Там, тридцать первого, четвёртое празднество будет, Вяче. А ты со мной на третьем поприсутствуешь.

— Кто-то из товарищей военных отдельно будет?

— Увидишь и поймёшь на месте, на «ближней» даче, сам.

Моё предположение было связано с тем, что на всю следующую неделю, в Центральном Доме Красной Армии, было намечено большое совещание у военных. В Москву были приглашены командующие объединениями, члены Военных советов и начальники штабов округов, а также некоторые командиры соединений.

Не зря это так преследовали воспоминания о ноябрьской поездке в Берлин. Уж очень въедливо Коба выспрашивал подробности у меня и товарищей Василевского и Злобина после возвращения. Даже об оттенках интонаций принимающей стороны, о поведении как самого Гитлера, так и Риббентропа. Очевидно, сравнивания наши слова и впечатления из поездки со своими соображениями и предположениями? Вообще, у меня создалось впечатление, что осенью Хозяин определился. Если до этого, весной и летом, у него были сомнения насчёт Гитлера и его планов, которыми он со мной делился, то после возвращения и разговора, выслушав все мои предположения о будущем поведении Германии и о возможных действиях остальных империалистических держав, Сталин, подводя итог обсуждения, твёрдо и уверенно высказался.

— Он нападёт.

Больше тогда он ничего мне не сказал. Но для себя, Хозяин, очевидно всё уже решил.

Если да, то когда произойдёт нападение на СССР? И, по-прежнему неясно было, что именно стало причиной того, что сомнения у него развеялись. Явно не из-за результатов моего общения в Берлине с тамошними заправилами. Они лишь что-то добавили в взгляд на ситуацию Сталина…

Действительно, самых высокопоставленных наших командиров РККА я увидел. Видимо, Сталин счёл необходимым поздравить их с наступающим 1941 годом у себя на даче, в узком кругу. Такое предположение хорошо складывалось с крайней уверенностью хозяина в том, что у наших Вооружённых сил скоро будет большое дело. И тяжёлое. Насчёт жадных взглядов на восток покорившего Европу Гитлера, которого подталкивали к нападению на СССР махинации заокеанской и островной плутократии, иллюзий уже не было. Вопрос, похоже, был в том, насколько ещё удастся оттянуть неизбежное.