Роман Буревой - Северная Пальмира

Ольга невинно округлила глаза:

– И ты мне откажешь? Так же нельзя! Ведь ты – исполнитель желаний… Когда ты дерёшься на арене, я всегда что-нибудь загадываю на твой бой.

– Ха… – выдохнул Элий. – Признаться, я как-то об этом забыл. Но за исполнение желаний приходится платить.

Она опустилась на колени в снег и поцеловала его в окровавленные губы – Элию вряд ли этот поцелуй был в этот момент особенно приятен. Потом провела пальчиком по своим губам, стирая его кровь.

– Ну что ж, пусть так… Квинт, позвони вигилам, пусть заберут труп Сенеки, он лежит в снегу на Берёзовой аллее.

– Элий, ты чудо! Ты исполняешь желания, прежде чем тебя об этом попросят! Я тебя люблю! – она захлопала в ладоши, вскочила, чмокнула Квинта в щеку и побежала к дороге.

И Квинт, обо всем позабыв, побежал за ней. А невидимая любовница хватала за тунику, за волосы и, уже, верно, совсем обезумев, впилась зубами в шею. Тогда он оттолкнул её и наконец нагнал Ольгу. Она уже садилась в мотосани. Сквозь защитные очки глаза её смотрели загадочней, чем прежде.

– Мы ещё увидимся, да?

– Возможно. – Она окинула его взглядом, будто оценивала.

– Не возможно, а точно, точно…

– Я умру, если ты меня бросишь, – шептала дочь домового.

Из-под полозьев вырвался сноп ледяных искр и осыпал Квинта. Ольга умчалась. Квинт смотрел ей вслед и не замечал, что стоит в домашних сандалиях на снегу.

Через час, когда Элий уже принял ванну и переоделся, Квинт отправился встречать прибывшего в поместье вигила. Центурион, здоровенный детина с рыжими усами, свисающими на грудь, морозом превращёнными в две сосульки, был явно недоволен. Квинт толком объяснить ничего не мог: дочка домового теребила губами ухо. Хозяин оборонялся и вынужден был убить человека… На аллее остался труп в снегу.

– Нет там никакого трупа, – заявил вигил. – Кровь на снегу есть. А тела нет. Я уже все осмотрел.

– Да? – вяло спросил Квинт и почему-то не удивился.

– Твой хозяин может что-нибудь рассказать?

– Мо-ожет, – с трудом выдавил Квинт.

Вигил потянул ноздрями воздух – не пьян ли этот странный тип. Но запаха не уловил.

– Хозяин в таблине, – сумел все-таки выдавить Квинт, прежде чем дочь домового впилась ему в губы. Но он пересилил, из последних сил оттолкнул её и заорал: – Отвяжись!

Вигил грозно глянул на него, погрозил дубинкой и отправился в таблин. На броненагрудник, надетый поверх короткого тулупчика, с оттаивающих усов стекали капли. Однако разговор с хозяином был не менее удивителен, чем бестолковая беседа с охранником. Центурион ещё ничего не успел сказать, как Элий спросил:

– Он ушёл?

– Кто? Твой привратник? Нет, торчит в атрии. Но вид, как у полоумного. Он случайно не колет себе в вены «мечту»?

– Квинт? Нет, он немного не в себе, это правда. Но это потому, что он ещё не приспособился жить здесь. А я говорю об убитом. Он ушёл? – Элий усмехнулся. – Я понимаю, мои слова выглядят глупо. Но этого человека нельзя убить. Хотя я раскроил ему голову.

– Кажется, твой «убитый» – это гладиатор Всеслав по кличке Сенека? – спросил вигил. Элий кивнул. – Я поищу его. Но не здесь.

Элий не сомневался, что к утру Всеслава отыщут в какой-нибудь больнице. Бедный парень… День за днём Сульде будет изъязвлять его сердце, и в конце концов Слав превратится в настоящего зверя.

И как его спасти, Элий не знает. Но если верить старинной примете, он будет сражаться с Сенекой весь год. Ведь они бились сегодня. А сегодня – Календы января.

Пошёл снег. Повалил сплошной пеленой, накрыл шапками портики и крыши домов, насыпал сугробы на ступени и мостовые. Ветра не было, снег падал стеной. И Элий, ещё плохо знавший город, заблудился. Трижды он прошёл мимо нужного переулка, пока наконец не догадался спросить дорогу у запоздавшего прохожего. Тот указал ему между двумя домами узкий чёрный излом, который за пеленой снегопада Элий не разглядел.

Теперь дом с кариатидами, подпиравшими тяжёлый балкон, Элий разыскал без труда. Помедлил, прежде чем войти. Час был поздний. И все же он постучал в тяжёлую дубовую дверь, окованную железом. Было слышно, как воет собака. Протяжно, заунывно. Шаги раздались не сразу. Приблизились. Кто-то долго рассматривал гостя в крошечное окошечко. Потом, наконец, загрохотал запор, и дверь отворили. На пороге стоял белокурый юноша с длинными волосами и смуглым лицом уроженца Востока.

– Мы же договорились, что ты не будешь приходить сюда, – сказал юноша. – Это слишком опасно.

– Это твой пёс воет? – спросил Элий.

– Мой. Теперь он воет постоянно. С тех пор как Всеслав вернулся в Северную Пальмиру.

– Предсказывает смерть? – Гладиатор помнил об удивительных способностях чёрной собаки.

– Зачем её предсказывать? – усмехнулся юноша. – Она теперь все время рядом.

Элий скинул куртку с капюшоном, стряхнул снег и вошёл. Хозяин проводил гостя в атрий. Здесь было холодно. В бассейн с застеклённого потолка падали капли талой воды. Мерно и однообразно. Элий резко повернулся и посмотрел в лицо хозяину.

– Что будет с этим парнем, Шидурху? – Тот пожал плечами. – Что с ним будет, после того как в сотый раз я его убью? Он может освободиться?

Шидурху-хаган отрицательно покачал головой.

– Это чудовищно, – прошептал Элий.

– Ты сказал, что готов убивать на арене. Что же ты теперь возмущаешься?

С потолка тем временем текли уже целые струи воды. Элий поднял голову. Его раздражала эта непрерывная капель. Его сегодня все раздражало.

– Но разве я могу быть равнодушен к чужой боли? Освободи его!

– Невозможно. – Лицо Шидурху-хагана окаменело. Просить о чем-то каменного истукана немыслимо. Разве что намазать ему лицо киноварью. Вернее, кровью…

– Освободи его, я тебе приказываю! Или…

– Что – или? Ты меня убьёшь? Нет, Элий, ты не можешь этого сделать. А вот он – может. И потому его я ни за что не отпущу. И помни, римлянин, я тоже рискую. Не меньше тебя. Собой и женой своей, прекрасной Гурбельджин-Гоа. Если он узнает, что я спустил с неба дух Вечерней звезды и запер его в теле несравненной Гурбельджин-Гоа, чьи щеки похожи на снег, политый кровью, нам обоим конец. И мне, и ей.

– Этот парень терпит каждодневную непрерывную пытку. Подумай об этом.

– Что тут думать? Я ошибся. Каждый может ошибиться. Как ты… Когда пошёл в Нисибис.

Слово «Нисибис» всякий раз вызывало взрыв почти физической боли. И с годами она не слабела. Наверное, такую же боль испытывает Всеслав.

– Ты лжёшь, Шидурху. Это не ошибка. Так ошибиться нельзя. Ты сделал это намеренно. Ты нарочно оставил душу Всеслава в теле. Ты знал с самого начала, как все будет.

Шидурху не стал оправдываться.

– Конечно знал. Как же ещё мне было пленить Сульде? Из мёртвого тела его дух тут же ускользнёт. А так его душа переплелась с человеческой и оказалась намертво прикованной к телу. Что-то вроде двойного капкана. Только я могу создать такое, – он засмеялся и, обернувшись пёстрым змеем, заскользил по полу атрия. – И не надо хвататься за меч. В облике змея я неуязвим. А от тебя подобной сентиментальности я не ожидал. Одна смерть, одна душа – разве это малая цена за неначавшуюся войну? За десятки неначавшихся войн? Продержись год, сделай так, чтобы Сульде не ускользнул. Тогда целый год нигде не будет войн, и ворота Двуликого Януса закроются навсегда. Ты ведь этого хотел! Почему ты так переживаешь? Люди власти считают жизни и души на тысячи. Научись и ты этому счёту…