Роман Буревой - Все дороги ведут в Рим

– Это я собрал их здесь, – сказал Постум.

– И долго мы будем делать вид, что не узнаем друг друга? – спросил Элий.

– Можно всю жизнь этим заниматься.

Да, они наконец свиделись. Сколько лет Постум ждал этой минуты! Порой ему казалось, что от ожидания сердце его разорвётся. И вот минута настала. И он… что же сделал он? Постарался всеми силами этот миг отодвинуть. Будто минута – и не минута вовсе, а книга, которую он долго искал и не находил, а тут она нечаянно упала с полки. А он, вместо того чтобы спешно открыть её и начать читать, глотая страницу за страницей, положил книгу на стол. Подходил, открывал, рассматривал картинки. Но не желал прочесть ни строки. Боялся, что в книге окажется совсем не то, что он ожидал.

– Носы и руки у этих статуй я отбил, – сказал Постум вызывающе.

Философ сжал его руку.

Пальцы у него были крепкие, будто стальные. Что делает его таким сильным? Воля? Дух? Или изнурительные физические тренировки?

– Ты меня ненавидишь, – выдохнул Философ.

Ну вот, игра закончилась. Книга сама ухватила его за руку. Прочесть или в ярости бросить на пол? Но зачем? Зачем откладывать? Из-за примитивного страха? Да, да, Постум боится. Боится – и не может сам себе признаться в этом.

– Тебя это удивляет? – голос императора звучал вызывающе.

– Не знаю. Не могу представить, каково тебе было здесь одному.

– Да, одному, – у Постума задрожали губы. Как некстати. Он-то думал, что сможет говорить по-прежнему насмешливо и зло. А он едва не плачет, как мальчишка. – Ты столько раз обещал прийти… Ты обещал! – Он почувствовал, что глаза нестерпимо жжёт. О боги, этого ещё не хватало! Он отвернулся, пытаясь придать лицу суровое выражение, но ничего не выходило, кроме плаксивой гримасы, что складывалась сама собою.

– Я хотел поехать с тобой, – прошептал Философ. – Но я не мог. Тебя увезли в Рим. А я не должен был нарушить клятву.

– А теперь двадцать лет минуло, и ты явился. Неужели абсурдная клятва важнее моей жизни! – закричал Постум, весь дрожа. – Я так надеялся, что ты примчишься за мной в Рим. Не сразу. Через месяц. Через год. Ждал каждый день. Надеялся. Но ты не явился. Ты просто струсил и бросил меня.

– Прости. Я все думаю и думаю, что мог для тебя сделать. Наверное, гораздо больше, чем сделал. Наверное… Если бы ты знал, как мне хотелось тогда поехать с тобой! Я не спал трое суток. Не мог. Купил билет. И не сел на поезд. Чуть с ума не сошёл. Но будто невидимая рука удерживала меня и не пускала.

Постум вдруг расхохотался:

– А ведь тогда вместо тебя со мной отправился в Рим один хромой бродяга, которого я выдавал за тебя. Устроил маленький спектакль, чтобы позлить Бенита и заставить нервничать его подручных. Как ты думаешь, что сталось с актёром?

– Убили.

– Нет. Это старомодно. – Постум сделал эффектную паузу. – Все проще и обыденнее. Его заставили шпионить за мной. А я ему верил сначала. А потом, когда узнал, долго плакал. Будто это ты предал меня вновь. А потом понял, что спорить с тобой не буду. Ты всегда окажешься прав – что бы ты ни решил, ты прав. Во всем. Ты правильно сделал, что не поехал со мной. Но… Но это не значит, что я могу тебя простить.

– Неважно, простишь ты меня или нет, – согласился Элий. – Только не будь мерзавцем, каким надеялся сделать тебя Бенит.

– А ты мечтал, что я останусь благородным, смелым, честным? Под бдительным оком Бенита превращусь в твоё улучшенное подобие?

– процитировал император Симонида. – Но я не хочу быть квадратом, вот в чем загвоздка.

– Я надеюсь, что…

– Да, да, – перебил Постум, – что я притворяюсь подлецом, играю роль. Но знаешь, что самое трудное? Нет? Так знай: играя подлеца, непременно ям становишься. Вот и я стал. Видишь, как я издеваюсь над тобой?

На губах Постума замерла наклеенная неестественная улыбка. Элий не отвечал.

– Ладно, хватит, – сказал Постум совершенно другим голосом, и усмешка сбежала с его губ. – Я просто изображаю, что злюсь на тебя. Я злился когда-то давно. Когда ты не поехал за мной. А потом перестал. Злость кончилась. Пытался тебя ненавидеть – и не мог. Не знаю, почему. – Он запнулся. Что-то хотел сказать, но не сказал. – Знаю: ты приехал спасать Рим – не меня. А меня лишь заодно. Но и за это я тебе благодарен.

– Ты не прав. Когда-то я, быть может, так и думал. Но не теперь. Когда-то я хотел спасти Нисибис. И не спас. Погубил почти триста человек вместе с собой. Но пятерым сохранил жизнь. – Что-то мелькнуло в глазах Постума. Какая-то тень. Элий вспомнил, что Август все знает про плен. Элий замолчал.

Постум тоже молчал. То ли слов не было, то ли он позволял отцу быть откровенным, насколько тот хочет.

– Да, пятерых… – повторил Элий. – И как ты узнал об этом?

– Старикашка Крул постарался. Рассказал. Лично. Я чуть с ума не сошёл. Видел бы ты его мерзкую рожу. Мерзко так, мерзко… – Постум затряс головой. – И главное, переврал все. – Ноздри его носа раздувались от гнева. – Я носился по Палатину и орал так, будто мне оторвали яйца. А потом Гет сказал: «Глупец! Правду можно рассказать так, что она станет ложью. Найди свидетелей. Найди преторианцев, что были с Цезарем в плену». И я их нашёл. Я узнал о клятве. Узнал, что ты дал слово. За их жизни дал слово… Подожди! – Постум предостерегающе вытянул вперёд руки. – Подожди. Дай договорить. Сначала я обиделся, взъярился. Ты для них вынес такое, а для меня какую-то клятву не посмел нарушить. А потом понял две вещи… Подожди! Иначе собьюсь и скажу не то. Я понял две вещи, – он запнулся, подбирая слова. – Понял две вещи, – повторил. – Первое… Я должен быть таким, как ты. Вернее, сильнее тебя. И ты веришь в меня, веришь, что я пересилю Бенита, как ты пересилил Малека. Да, ты веришь в меня, и я не должен тебя подвести. И второе: если мне будет грозить серьёзная опасность, ты придёшь и спасёшь меня от Бенита. Когда будет самый край, когда уже крылья Фаната будут шлёпать меня по спине, вот тогда ты и придёшь. Ты не позволишь мне пропасть. То есть я могу быть уверен в тебе. Бенит и Крул – это что-то вроде экзамена в лицее. А настоящий бой – это потом. И когда я увидел тебя, то понял, что этот край рядом. Смерть рядом.

– Постум…

– Да, ты прав, – вновь перебил его император. – Я слишком вжился в роль. Ты понял это и пришёл.

Вместо ответа Элий обнял его. Постум сердито тряхнул головой и рассмеялся, пытаясь скрыть растерянность. Он примитивно боялся. Столько лет сколачивал для себя броню, а тут вдруг почувствовал себя таким беззащитным. Что-то внутри противилось. Что-то настаивало – не смей. Ты станешь другим. Это опасно. Смертельно опасно. Он задушил свою мысль, и сам стиснул отца в объятиях.