Роман Буревой - Все дороги ведут в Рим

От запаха горелого мяса и от боли некоторые из сенаторов блевали. Зато исполнители пришли в возбуждение. Вонь блевотины смешивалась с вонью горелого мяса. Жертвы всегда смердят. Богам на алтари тоже вываливают вонючие внутренности животных. И боги, вдыхая смрад бычачьих кишок, приправленный ароматом благовонных курений, приходят в восторг и даруют победу.

То, что не удалось двадцать лет назад, теперь сбывалось.

– Сейчас они примут решение о передачи власти патронам римского народа, – объявила Береника.

– Невозможно, – сказал кто-то.

Она сначала не поняла, кто говорит. Потом сообразила: Понтий. Тот уселся на чьё-то пустующее место и завернулся в тогу, сорванную с одного из отцов-сенаторов.

– Почему? – спросила Береника, хотя уже догадалась о причине.

– Потому что сенаторов в курии двести двадцать семь. А половина сената – это триста. Ни одно решение не будет действительным.

– Куда девались остальные? – Береника обвела взглядами клеймёные лбы сиятельных отцов-сенаторов. Неужели удрали? Быть не может! Вход в курию лишь один. Мимо исполнителей никто проскользнуть не мог!

Получалось, что остальных кто-то предупредил. Но кто?

– Искать сенаторов! Привести сюда! Вырыть из-под земли! – Береника почувствовала, что лицо её каменеет от ярости.

Исполнители кинулись на поиски. Через час нашли двоих. Остальные сенаторы исчезли. Будто провалились в Тартар.

Уже стемнело, когда Береника и Гюн вышли из курии. Форум был запружён народом. Фонари не горели. Как и свет в домах. Но тысячи и тысячи факелов пылали по Риму в непроглядной черноте ночи. И вдруг занялось. В одном месте. Потом в другом. Языки пламени поднимались над черепичными крышами в чёрное небо.

– Мой дом, – простонал кто-то в толпе.

Гюн захохотал.

– Плевать на сенат. Власть все равно наша, – воскликнула Береника. – Мы – патроны римского народа, а не жалкие лемуры. И мы сделаем с этим миром все, что захотим.

– А что теперь мы хотим? – спросил Гюн.

– А теперь мы хотим навестить гения Империи. Кажется, у тебя с ним тоже счёты?

Тем временем толпа осадила здание «Акты диурны», охрана не оказала сопротивления, и вскоре из окон редакции полетели бумаги и мебель, телефонные аппараты и бюсты Бенита. По всему Риму исполнители разбивали статуи – Бенита, Постума, императоров, что правили Римом тысячу лет назад. Даже бронзового Марка Аврелия облили чёрной краской. Но бронзовый Марк, восседавший на бронзовом своём скакуне, как на скале, отнёсся к этому стоически.

– Забавно… Кто бы мог подумать, что после двадцатилетней спячки толпа так легко впадёт в безумие, – размышлял вслух Понтий, следуя за Серторием.

На форуме сложили грудами книги, что вытащили из ближайших книжных лавок, и подожгли. Но плотные, хорошо переплетённые тома Марка Симиуса «Подъем и расцвет Римской Империи» лежали в огне нетронутыми. На фоне оранжевого – пурпур с золотом. Но Береника знала, что к утру сгорят и они.

Пока толпа громила алеаториум и сжигала тессеры на костре, а деньги тайком распихивала по поясам и кошелькам, Гимп сидел в пустом зале, как всегда, с повязкой на глазах. Сквозь чёрную ткань он видел мир в чёрном свете. Видел, но не находил нужным что-то требовать от этого мира. Человек бы расплакался или пришёл в ярость, или кинулся с «парабеллумом» на толпу, видя, как уничтожают его детище. Гений же смотрел равнодушно на царящие вокруг разгром и разор. Он даже находил забавным эту невероятную хрупкость всего созданного: любое творение человеческих рук может исчезнуть без следа. Вечный город кажется вечным, но это лишь иллюзия – он так же хрупок, как стеклянные бокалы голубого стекла, которые сегодня били без сожаления будущие обитатели идеального государства.

Постепенно крики на улице стали стихать: погромщики отыскали новый объект и устремились туда, выкрикивая бессвязные лозунги. Гимп пытался понять, что они кричат, но не мог. Слова утратили смысл.

И тут в пустом зале раздались шаги. Гений вздрогнул всем телом и обернулся, позабыв, что играет роль слепца. В зале было темно, лампа уцелела только на лестнице, и сквозь чёрную ткань Гимп видел лишь контур фигуры.

– Кто здесь? – спросил он, озираясь так, как будто был действительно слеп.

– Твой друг, Гэл. Бывший гений Элия, – последовал ответ. Голос был хриплым, но одинаково мог принадлежать и гению, и человеку.

– Гэл, друг, – передразнил хозяин алеаториума. – Не помню, чтобы мы были друзьями. Может, и Гюн мне друг? Этот урод, ставший патроном римского народа?

О роли Гюна Гэл решил не распространяться.

– Тебе надо уходить. Есть где укрыться?

– Укрыться? От кого гений должен укрываться? – Гений Империи вспомнил о своей неуничтожимости и рассмеялся. – Зачем?

– Идём отсюда! – Гэл положил руку ему на плечо.

– Зачем? – вновь спросил Гимп. Глупо задавать вопросы – ни на один нет ответа.

Гэл не ответил и поволок собрата вон из алеаториума. Слишком поздно! Снизу навстречу им валила новая толпа. И во главе – Береника с Гюном. За патронами чёрными тенями стояли два десятка исполнителей.

Гюн обмотался поверх чёрной туники сенаторской тогой. Береника была закутана в пурпур. Не просто тряпка – тщательно сшитое платье. Она приготовила его заранее.

– Куда ты собрался, гений Империи? Далеко ли? Неужто надоела игра в кости? Хочешь сыграть во что-нибудь более интересное? – ехидно спросила Береника.

Гэл невольно подался назад, выставляя перед собой бывшего покровителя Империи, как щит. Потом опомнился и встал рядом с собратом.

– Помнишь, Гимп, как ты заточил нас в мраморные бюсты, а нашу книгу сжёг? Помнишь? – тоном судьи вопрошала Береника и хищно усмехалась.

– Я ничего не забываю.

– Ты вообразил, что избавился от нас. Но мы вернулись. Через тысячу лет мы вновь здесь и ничего не забыли. Я и Серторий.

– А где Марк? – спросил Гимп, снимая с глаз чёрную повязку. – Я не вижу Марка.

– Надеешься, что он тебе поможет? – Береника ненатурально расхохоталась. – Э нет, Гимп, тебе никто не поможет. Никто тебя не спасёт.

И тут Гэл ринулся вниз, всей массой рухнул на Беренику и сбил её с ног. Не устоял и Гюн. Втроём они кубарем покатились по лестнице и сбили ещё двух исполнителей.

– Беги! – заорал Гэл.

Это было последнее, что он успел прокричать в этой возне, которую и дракой было трудно назвать. В следующий миг исполнитель ударил гения мечом по спине.

Когда Беренике и Гэлу удалось подняться, Гимпа уже не было в здании: он исчез. В алеаториуме было три запасных выхода и множество потайных дверей.

До вечера Гимп бродил по улицам. Один раз он вышел к Палатину. Дворец сверкал огнями. И на улице Триумфаторов, и вокруг Большого цирка толпились люди. Толпа была спокойна. Как-то торжественно, трагически спокойна. Гимп заметил, что на улицах по-прежнему не видно было вигилов: те боялись появляться. Из окон септемзодия [35]исполнители бросали в толпу императорские сокровища. Но все они были изуродованы: дорогие ткани истыканы мечами, тарелки расколоты, серебряные бокалы измяты. Иногда на головы стоящих внизу людей сыпались обрывки бумаг.