Петр Иванов - Тонкая линия

Вот это слева улица или козья тропа, видна заросшая колея, значит, это все-таки улица. В отчаянье достал из кармана листок с чертежом и снова принялся его разглядывать, хоть ни малейшей нужды в этом не было. Краем глаза он вдруг уловил рядом движение, а это старая знакомая, брюнетка наша вернулась и не с пустыми руками.

– Что тянешься, хочешь посмотреть? – он протянул бумагу, – все равно ведь не поможешь, нет спасибо, яблоки я не люблю…

– Спи-цын, – маленькие пальчики крепко ухватили потертый рукав рубахи-голландки, – штурман Спицын? Я знаю, пойдем!

Проплутав минут пятнадцать, в хитросплетении улочек они вышли, <���наконец, к маленькому живописному хутору, город кончился, за вишневым садом зеленели поля. За высокой калиткой взору Александра предстало обычное зрелище, посадки моркови, огурцы, тыквы, и экзотические для средней полосы арбузы и виноград. Навстречу к ним от грядок разогнулась молодая еще женщина с некрасивым, но добрым крестьянским лицом. Девочка бросилась к ней и что-то быстро, скороговоркой затрешала, как обычно делают дети, когда волнуются.

– Вы к Виктору Иванычу? Проходите в дом, – вытирая о фартук руки, пригласила огородница, – я сейчас его покличу. Машенька проводи служивого до кабинету.

Они шли рядом. Прямо из садо-огородика минуя виноградник, а оттуда, пройдя маленький дворик и палисадник, попали в коридор, стены которого были расписаны изображениями птиц. Доморощенный, то явно талантливый, художник нарисовал здесь целую коллекцию пернатых, так что стены напоминали картинку в зоологическом атласе. Из галереи через стеклянную дверь они прошли в небольшую залу служившую одновременно и столовой, уставленную тяжеловесной мебелью, с кожаной обивкой. Рядом был кабинет отставного штурмана. Как раз против двери висели, на стене морские карты, стоял на столе глобус, а на полу у стены помещалась весьма порядочная и довольно больших размеров модель линейного корабля. Если и существует типовое "логово морского волка", то оно должно быть обставлено именно так, не хватает только попугая в клетке, требующего пиастры. Ждать пришлось минут двадцать, он успел даже осмотреться немного и заглянул в толстую тетрадь на столе. Похоже, что бывший моряк завел у себя соответствующие порядки и даже вел журнал, в котором записывал сведения вроде следующих: "Сегодня дул свежий норд-ост. Повредил моим виноградникам".

– Ой, батюшка идет! – испуганно пискнула Маша, моментально выскочила во двор и только черная головка промелькнула в высоких кустах малины. В кабинет вошли двое, Спицына он узнал сразу, именно таким его себе он и представлял, а вот кто второй? Он сразу не понравился, морда уж больно наглая.

– Вот они нашего садовника прибили, – с ходу начал рябой детина, лакейской наружности, – генеральша гневается изволить, непорядок ваше благородие. А еще…

– Молчать! – оборвал его "морской волк", – докладывай матрос, как дело было, без утайки!

Что же, от судьбы не уйдешь, Сашка принялся рассказывать о недавнем происшествии. По мере того как повествование приближалось к эпизоду с прутом, лакей бочком-бочком потихоньку пятился к двери. И надо же, успел, брошенная ему вслед толстая палка, служившая штурману тростью, только зря поцарапала красно-фиолетового петуха на стене "домашней галереи".

– Сволочи, если бы меня не скрутил проклятый ревматизм, они бы Машеньку обидеть не посмели, – с горечью в голосе отметил Спицын, – прямо не знаю, что делать, надо бы наказать ее, но не могу, как заплачет – прямо вылитая матушка. Моя Мария, моя Мириам… Не могу ее даже пальцем тронуть. Понимаешь?

Александр только кивнул, маленький портрет на столе, молодая девушка, нет скорее даже женщина восточного типа, похоже это она и есть? Раннее ему сообщили, что старый штурман овдовел несколько лет назад.

– Ладно бы яблоки у них были стоящие, а то кислятина ведь одна, только свиньям и ребятишкам в радость, – продолжил монолог собеседник, – нет, придется заняться воспитанием, а то покалечат мне девку, ни за что. Что там у тебя за письмо? Давай сюда.

За окном из кустов показалась Маша, а с ней и еще девочка, постарше, вероятно ее сестра. Девиц явно интересовали события, происходящие в комнате, старшая, блондинка без труда могла заглянуть в окно, а вот младшей приходилось то и дело подпрыгивать, вскоре это занятие ей надоело.

– Саша, помоги взобраться, подсади меня, не будь врединой! – шум и возня окном невольно привлекли внимание сначала, нашего героя, а затем и бывшего штурмана.

– Кыш бездельницы, вот я вас сейчас! – грозно, но без злобы.

– Беседа, нам долгая предстоит, братец, модель корабля это тебе не ложа ружейная, и не свистулька, в нее душу вложить надо, как в настоящий корабль, – подвел предварительный итог Виктор Иванович, – дочки сбегайте до Авдотьи, пусть сухариков принесет, и Ивану скажите, чтоб самовар поставил.

Шелест легких шагов за окном показал, что указание принято к действию. Пока ждали чай, Сашке пришлось немного поведать о своем недолгом житье-бытье здесь, о той другой жизни он благоразумно помалкивал. Оказалось, что них в этом мире есть общие знакомые…

– Как он что живой еще гад – Упырь? Был же слух, что в Кронштадте матросы его убили?

– Жив и здоров к сожалению, – Сашка вспомнил о своих недавних размышлениях на борту "Трех святителей", похоже он не первый и не последний, кому такая идея пришла в голову.

– Из-за него мне со службы пришлось уйти, этот…, – длинное и замысловатое ругательство резануло по ушам, – фрегат на мель посадил, еле спасли, а на суде на меня показал. Пришлось остаток жизни на купцах плавать, пока окончательно на берег не списали. Да ты пей чаек не журись, я брат тоже матросом начинал, только вольным, не по набору, потом в Херсоне учился, ну а далее ты уже знаешь. Ром не добавишь в чай? Нет? Ну и правильно не привыкай, нашему брату смолоду оно не на пользу.

Отставной штурман немного рассказал о себе. В последние годы после смерти жены он плавал на коммерческих судах, но со временем болезнь вынудила перебраться на берег.

– Я здесь на хуторе поселился после бунта в 1830, полгорода тогда спалили, а еще первую свою благоверную тогда же потерял. До этого жил в городе, почти в центре.

– Повстанцы убили? – осторожно спросил Сашка, местная история была для него "терра инкогнита", и он боялся обидеть гостеприимного хозяина неловким вопросом.

– Нет, холера, из-за нее проклятой народ и бунтовал. Полиция хватала тогда всех подряд и тащила в карантин, а оттуда выход только на кладбище, вот с того и началось. Солдаты отказались стрелять в толпу, как ни стращал губернатор генерал Столыпин царским гневом. Зря он это так, камень ему на шею повесили и в море с обрыва, и чиновников туда же, поделом лихоимцам. Весь город почитай поднялся, мы боялись, как бы не приказали бунтовщиков из пушек громить, фрегат то наш как раз на расстоянии выстрела стоял в бухте…