Алексей Вязовский - Казань

Императрица любила чёрный кофе и такой, что из одного фунта мокко, положенного в кофейник, выходило всего две чашки. Кофе в саксонском фарфоре пах крепко, пряно, возбуждал нервы.

– Курьер приехал из 1-й армии… – Суворов помялся, тяжело вздохнул – Румянцев просит дозволения арестовать моего сына.

– Александра??

Екатерина отставила чашку, остро взглянула на сенатора.

– Говори, Василий Иванович, не томи.

– Перехвачены прелестные письма от Пугачева Александру.

Императрица всплеснула руками, ахнула.

– Договариваются о выплатах векселями, но за что именно… – Суворов-старший пожал плечами – Об этом не известно. Я, матушка, полностью уверен в сыне и его чести, но… после предательств Ефимовского, Шванвича…

Сенатор мрачно уставился в пол.

– Ах, маркиз, маркиз – прошептала императрица – Каков подлец!

– Вот что, Василий Иванович. Не верю я сей интриги. Неужто ваш сын так стеснен в средствах, чтобы брать их у Пугача? Да и откуда у него столько? – Екатерина в лорнет быстро проглядела письмо – Тут какая-то подлость.

– Что же делать? – Суворов с надеждой посмотрел на императрицу.

– Установите за ним слежку. Ежели будут письма от него Пугачу… тогда дозволяю арест. А пока пущей Потемкин побудет комендантом Царь-града.

– О! Это поистине мудрое решение – качну париком Суворов – Отпишу Румянцеву!

Сенатор поклонился, пошел к выходу.

– Василий Иванович! – императрица встала, подобрала платок со стола – С сегодня дня охрану во дворцах доверять только лейб-гусарскому эскадрону. Пехотным веры нет!

Барабанщик на “Трех Святителях” ударил боевую тревогу. Тихие, дремавшие в бухте греческого острова Парос корабли российской эскадры наполнились трелями боцманских дудок, криками команд, топотом босых матросских ног, шелестом тяжёлых парусов, скрипом рей и канатов. Где-то звонко щёлкнул линёк по спине зазевавшегося матроса, офицеры разбежались по плутонгам. Тяжёлые реи зашевелились, как живые, и с шорохом, наполняя палубу пленительною голубою тенью, стали спускаться паруса.

На мостике “Трех Святителях” стояли двое. Грузный, рано полысевший капитан 1-го ранга Хметевский и седой, с большим мясистым носом и густыми бровями адмирал Спиридов. Оба смотрели в подзорные трубы на корабли эскадры.

– Медленно снимаемся – первым проворчал адмирал.

– Григорий Андреевич! – капитан опустил подзорную трубу, повернулся к Спиридову – Христом Богом молю! Передумай.

– Степан Петрович – адмирал тяжело вздохнул, начал разглядывать “Ростислава”, который первый принялся лавировать по бухте – Много ведь раз уже говорено. Зачем опять этот разговор?

– Так ведь в шторм можем попасть, растеряем ордер! Зимние бури одна за другой идут…

– Так и турку несподручно будет следить за морем – не согласился Спиридов – Мимо Лемноса шмыгнем и сразу в Дарданеллы!

– Это авантюра! Надо сначала взять крепость на Лемносе, укрепиться там…

– Пока наши солдатики кладут жизни, защищая Царь-град, мы будем прохлаждаться у Лемноса?? Степан Петрович, как можно?

– Так ведь не пройдем Дарданеллы! – Хметевский ударил мозолистой рукой по поручню.

Тем временем Святой Януарий начал опасно наползать на Три Иерарха. Раздался дружный мат капитанов, корабли отвернули.

– Ну вот! – ткнул Хметевский подзорной трубой в сторону Януария – Матросы непрактикованные, за зиму расслабились…

– Все, Степан Петрович, прекращай этот стон. Все будет хорошо, я уверен. Суворов нам поможет, сделает демонстрацию у батарей Чименлика и Намазгаха – об сем было донесение через греков. Вместе же читали.

– Ночью надо идти, ночью! – морщился капитан – Не сладим мы с батареями. Там всего две версты, утопят половину эскадры. Али боле.

– Ежели прорвемся мимо Чименлика – рассуждал тем временем адмирал – В Золотом Роге у турок токма один линейный корабль, да галеры с кечами.

– Эх, Григорий Андреевич – огорченно произнес Хметевский – Все тебе неймется, славы Орлова алчешь!

– Да, алчу! – загорячился Спиридов – В Чесменском бою вместе были. А кого больше всех отметила государыня?? Алешку Орлова! Ему и титул, ему и почести! А его постарше буду. И выслуга у меня…

– Брательника у тебя, Григорий Андреевич в императорской спаленки нет – тихонько засмеялся капитан – Вот и отметили тебя токмо одним орденом.

Начали поднимать якоря фрегаты и вспомогательные суда.

– Ладно, что старое ворошить – вздохнул адмирал – Вели, Степан Петрович, прибавить парусов, пора и нам выходить из бухты.

Уже утром на площади казанского кремля начал самотеком собираться народ. Горожане приплясывая, грелись у костров, опасливо косились на виселицы. В полдень на площадь зашли роты 1-го оренбургского полка, выстроились в два карэ – маленькое, вокруг эшафота и большое, окружив многотысячную толпу.

Раздался бой барабанов, на “сцену” выдвинулся и я со свитой. Оделся во все черное – длиннополый кафтан, высокие сапоги-ботфорты. Лишь “шапка Мономаха” сверкала красными всполохами рубинов.

Народ при моем появлении замолк, поклонился. Кто-то даже повалился в ноги.

Я уселся на Железный трон, свита стала позади. Из толпы меня с любопытством разглядывали старые знакомцы – Озакан, Новиков, Иоган Гюльденштедт с каким-то худым мужиком. Да это же Фальк! Наркоман и “апостол Линнея”. Я вспомнил, что Шешковский докладывал о нем. Ломка ученого в тюрьме закончилась и я велел его выпустить. Сохранит ли ученый трезвость или опять начнет принимать опий?

Отдельно в толпе стояли мрачные Маша с отцом. Максимова даже не смотрела на меня, все выглядывала осужденных.

– Мы готовы – к нам переваливаясь подошел Хлопуша. Сегодня он был за палача. Причем вызвался сам, упрашивать не пришлось. Клеймо ВОР на лбу так и пылало красным – тоже волнуется, но не показывает.

– Выводите.

Бой барабанов усилился, карэ расступилось.

– Все сделали царь-батюшка – пока ждали, ко мне наклонился Хлопуша, продолжил шепотом – Ночью напали на дом, перебили шешковских людишек. Жена с детками уже в Оренбург едут.

– Молодец, Афанасий Тимофеевич – я оглянулся. Свита – Подуров, Перфильев, генералы стоял поодаль, слышать нас не могли. Шешковский, будто лимона съел, разговаривал о чем-то с поляками. А ну как новое предательство планирует? Может устранить его пока не поздно?

Тем временем начали выводить закованных в кандалы осужденных. Сто сорок два человека, включая Бибикова, Волкова и других тюремных сидельцев.

Когда мне подали списки – я опешил. Казанский суд не только приговорил заговорщиков, но и решил махом избавиться от пойманных при облавах дворян, военных пленников. Девятнадцать нападавших на губернаторский дом, включая Державина и Харлова получили виселицу, остальные – пожизненную каторгу в соляных шахтах под Оренбургом.