Алексей Вязовский - Начало [СИ]

– Я слуга её величества государыни Екатерины Алексеевны, – наклонясь и обхватив старика за плечи, громко крикнул в его ухо Кар.

– А-а, так-так… Слышу! – закричал и дед, елико возможно, распрямляя спину – Катерина-то соромно на престол садилась, через убивство. А муж-то ейный Петра-то Федорыч, бают, опять ожил… Аль не по нраву тебе слова мои? Ежели не по нраву – вели вешать, али так убей, ты этому обучен.

Глаза генерала широко раскрылись, в лицо бросилась кровь:

– Уведите прочь сумасшедшего – не стерпев, отдал он приказ глухим голосом.

Старика взяли под руки, повели. Горбя спину, он волочил ноги, как паралитик, упирался, норовил обратить взор к Кару, кричал надсадно, с хрипом:

– А ты, барин, набольший, вникни, не будь собакой, как другие прочие! Мы, слышь, мертвый народ, мертвяки! Никто за нас не вступится.

Чем дальше от Казани, тем поведение жителей становилось неспокойнее, задирчивее. Вместо хороших лошадей в генеральский возок впрягали каких-то одров, ссылаясь на то, что ныне бескормица.

Кар всюду раздавал напечатанные в Петербурге увещательные манифесты, приказывал священникам и муллам оглашать их народу. Духовные смотрели мрачно, отводили взгляд.

В один из дней погода испортилась, подул сильный ветер со снегом. Кар на целые сутки застрял в грязной деревеньке. На утро везде был белым бело. Пришлось бросать карету, закладывать сани.

Слуга достал тулуп, валенки. В сани постелили овчину, другой шкурой укрыли генерала. В ноги поставили железный ящик с раскалёнными углями. Но Кар всё равно страшно мерз. Казалось, что холодный ветер проникал повсюду. Даже женская муфта, куда генерал прятал изнеженные руки – помогала плохо. Пальцы задубели, отказывались двигаться. Накатила апатия.

Наконец, показался Кичуевский фельдшанц – небольшая плохо укреплённая крепостица. Там уже ожидал его назначенный ему в помощь приехавший из Калуги генерал Фрейман.

– Es ist eine Katastrophe [9] Это катастрофа (нем.) !!

– Что случилось? – Кар с трудом вылез из саней – Какая катастрофа?

– Ребелены взъяли Оренбург!

Верстать новые полки пришлось под легкий снежок. Пугачевцы заполонили город, площадь была битком, шум и ржание лошадей мешали вести прием. Поэтому разговор с Рычковым и купцами был вынужден отложить. В окружении полковников и генералов, я вышел на улицу.

Сначала, прямо на крыльце переговорил с ханом Нур-Али. Попенял ему за разбойников в городе. Мясников выяснил, что Овчинников порубил не татар и не башкир, а киргиз-кайсаков.

– О позор на мою седую голову! – хан попытался упасть в ноги, но подручные схватили его под локти – Бачка-осударь, простишь ли ты твого раба??

Мне казалось, что Нур-Али по-восточному переигрывает – ну какой он мне раб? – но я решил закрыть на это глаза.

– Прощу, прощу. Но колобродить ватажками вашими более не дозволяю! Распишу по полкам казацким вашу вольность – я грозно посмотрел в сторону Юлая Азналина. Башкир это тоже касалось. Тот моментально все понял, поклонился. По его раскосому лицу тоже ничего нельзя было понять. Рядом с Юлаем стоял Салават и еще один, богато разодетый азиат в чалме.

Это оказался сотник сеитовских татар Мустафанов. Тот самый, с которым Творогов брал Пречистинскую крепость. Познакомился, принял присягу.

– Царь-батюшка! – сквозь толпу, под ворчание казаков, еле протиснулся Авдей – Все сделал! Мастер протянул мне тяжелый сверток, перевязанный веревками. Я раскрыл его, заглянул.

– Молодец, Авдей!

– Ночь не спал, чеканил, Петр Федорович! – выкрест заглянул мне просительно в глаза.

– Будет тебе награда! И новые заказы…

– Господа, начальные люди! – я поднялся на несколько ступеней вверх – Становись в ряд. И ты Мустафанов. Давай Юлай, ближе, не тушуйся. А где хан? Також иди сюда.

– Знайте! Золотой молот с серпом славянскому вождю Таргитаю с неба упали. После чего он совершил много славных побед над своими врагами. Жалую вас начальными медалями с серпом и молотом! Генерал, Подуров! Шаг вперед.

Обалдевший казак вышел из неровного строя. Встал передо мной, нервно сжимая рукоять сабли.

Я вытащил из свертка широкую красную ленту, на которой была прикреплена большая, больше ладони взрослого мужчины золотая медаль. На ней с одной стороны Авдей вычеканил всадника с саблей на коне, на другой стороне перекрещенные серп и молот в лучах восходящего солнца. Да! Все новое – это хорошо забытое старое. Россия – страна крестьянская. Нашему восстанию нужен понятный и доступный символ. Что может быть лучше советских серпа с молотом? В моей армии есть множество кочевников. Для них наверняка будет удобнее носить медаль обратной стороной – всадником наружу.

Надел перевязь поверх чекменя Подурова, троекратно облобызал.

– Бог и воля! – закричал я, нажимая на курок пистолета и направляя его вверх.

– Любо! – казаки заорали, принялись также палить в воздух. Повторялась история в полевом лагере под Оренбургом.

Трое генералов получили золотые медали. Полковники, хан, Юлай и Мустафанов – серебряные. С такой же чеканкой и красными перевязями.

– Казакам носить на шапке или на рукавах красные повязки – прокричал я громко – Дабы издале было видно – царское войско идет. Флаги також сделаем красные! За ратный труд казна будет платить. Казакам да вспомогательным иррегулярам – по рублю и полрубля в месяц. Пешцам и бомбардирам також по полрубля.

Ликование, казалось, превысило все самые возможные величины. Мне даже пришлось всех успокаивать, размахивая руками. Пока казаки приходили в себя, я отвесил себе мысленный подзатыльник. Чуть не забыл генералитет.

– Генералам кладу по сто рублей жалования, полковникам, ханам и старшинам по полста – тихо произнес я начальникам, рассматривающим медали.

Теперь уже градус довольства зашкалил и у главных пугачевцев.

– Господа, генералы! Начинайте смотр. Господа полковники! С вас поверстать в полки по сотне из башкир, татар и киргизцев. Иван! Где ты?

Почиталин выскочил вперед.

– Здеся, царь-батюшка!

– Вытаскивайте столы. Чичас заодно и жалование выплатим. Где Немчинов? В доме? Пущай садится реестр вести. Кому сколько выдали…

Только спустя шесть часов мы смогли закончить смотр и организацию казачьих полков. Лица – бородатые и безусые, со шрамами и с выбитыми глазами – шли нескончаемым потоком передо мной. Лысов официально встал на илицкий полк, получил к 4-м сотням казаков еще две сотни татар Мустафанова и его самого в «товарищи головы». То есть в заместители. Полторы сотни киргизов-казахов хана, правда, без него самого, отправились к Чике-Зарубину и его пяти сотням яицких казаков. Товарищем стал неизвестный мне есаул по фамилии Речкин. Этот самый есаул к моменту выдачи жалования полку где-то умудрился достать красный шейный платок и повязать его на манер пиратской банданы. А если учесть, что в ухе у него висело большое серебряное кольцо – я еле сдержался, чтобы не отвесить челюсть вниз.