Игорь Валериев - Ермак. Поход

передал мне приказ срочно прибыть в Таку, где в адмиралтействе разместился штаб третьей

стрелковой бригады, пред светлые очи генерал-майора Стесселя.

Данный приказ решил мою проблему о встрече с вышестоящим начальством, но заставил

задуматься о моём будущем. Насколько меня просветили Станкеич и Янчис, Анатолий

Михайлович Стессель был ярким представителем древнего остзейского дворянского рода, большинство мужчин которого предпочитали военную службу. Ярко выраженный педант и

формалист по службе, тем, не менее, мог с нижними чинами и офицерами быть ласковым.

Сказывалось, что во время русско-турецкой войны был добровольцем-офицером в болгарском

ополчении, отряды которого пытались сдержать натиск наступающей к Шипке армии Сулейман

Паши. Смелый, отважный в бою, неоднократно ходивший в рукопашную, отличный стрелок, взявший множество призов, включая два императорских. В общем, опытный энергичный

командир, умело управляющий своими войсками, любимый офицерами и солдатами, смелый и

находчивый. Но по требованиям устава – большой педант.

Одним словом, пришлось срочно готовить мой мундир офицера Генерального штаба, прихваченный без моего ведома в поход временным ординарцем. За что ему выразил

благодарность, наградив серебряным рублем. Судя по всему, генерал Стессель – это не адмирал

Гильтебрандт, перед которым можно было предстать в казачьей форме. Тот даже внимания не

обратил на то, что командир сводного отряда стрелков носит другую форму. Морская кость, точнее, кастовость. Для них все другие войска ниже плинтуса.

Чуть меньше через час предстал перед начальником стрелковой бригады.

- Ваше превосходительство, Генерального штаба капитан Аленин-Зейский по вашему

приказанию прибыл, - отрапортовал я, войдя в кабинет генерала.

Стессель поднялся из-за стола, внимательно осмотрел меня с ног до головы, задержав взгляд на

моих наградах.

- Господин капитан, почему шашка не по уставу? – вместо приветствия огорошил меня

вопросом Анатолий Михайлович, при этом его усы с сединой, как мне показалось, ещё больше

загнулись вверх, а глаза вылезли из орбит.

- Ваше превосходительство, по предписанию следую в распоряжение генерал губернатора

Гродекова. Надеялся быть приписанным к родному Амурскому казачьему полку. И шашка –

памятный подарок, - начал я, но был перебит генералом.

- Ваши надежды и подарки не отменяют правила ношения формы. Если вы офицер

Генерального штаба, будьте любезны, полностью соответствовать этому, - Стессель

неожиданно по-доброму усмехнулся. – Всё, Тимофей Васильевич, будем считать, стружку я с

вас снял. А то никто не поверит, что я не заметил нарушений формы одежды. Давайте

приступим к делу. Проходите и садитесь.

Дождавшись, когда я сяду на указанный стул, Анатолий Михайлович не смог осилить

любопытства и спросил:

- А подарок чей? Девушки?

- Никак нет, Ваше превосходительство. Эту шашку семь лет назад мне на день рождения

подарил покойный генерал-губернатор Приамурья барон Корф. До этого её Андрею

Николаевичу, как трофей вручили солдаты двадцатого Стрелкового батальона, с которыми он в

пятьдесят девятом году охотниками штурмовал Андийский редут аула Ведень, который был

штаб-квартирой Шамиля. Барон Корф за этот бой получил Орден Георгия четвёртой степени.

Больше тридцати четырёх лет этот клинок был у Андрея Николаевича, и за несколько дней до

своей неожиданной смерти он передал его мне, с пожеланием, чтобы у этой шашки появился

золотой эфес и Георгиевский темляк.

- Это, действительно, ценный и памятный подарок, который можно и даже нужно носить, несмотря на нарушения требований к форме одежды. А эфес и темляк, как я думаю, очень скоро

украсят этот клинок, - генерал несколько ревниво посмотрел на мой Георгий. – Но вернемся к

нашим делам. Господин капитан, сегодня в течение дня, в крайнем случае, завтра с утра

Южный форт займет отряд моряков Тихоокеанской эскадры. Сводная рота Двенадцатого

стрелкового полка переходит в моё подчинение. Ваше прикомандирование закончилось. Но…, -

генерал сделал паузу. – Мне очень хотелось бы, чтобы вы задержались ещё хотя бы на неделю.

Я вопросительно посмотрел на Стесселя.

В кабинете Анатолия Михайловича я пробыл ещё больше часа. Во время нашего разговора, в

котором я в основном отвечал на его вопросы, мы пришли к соглашению, что я в течение

недели буду прикомандирован к полубатарее пулемётов капитана Муравского, занимаясь

обучением пулемётных расчетов, большинство которых будет уже из имеющихся в сводном

отряде. Стессель был шокирован, что прислуга для ружья-пулемёта Мадсена состоит всего из

двух человек. Так же удалось договориться с Анатолием Михайловичем о том, что полусотня

казаков под началом сотника Смоленского будет прикреплена к полубатарее. Начальник

бригады согласился с этим после моих рассказов о том, как мы резвились против хунхузов

зимой девяносто пятого и сколько потерь им нанесли, именно с помощью пулемётов.

Вернулся верхами в форт опять в сопровождении всё того же посыльного казака, мило поболтав

с ним по дороге. Надо же мне было побольше узнать о верхнеуденцах, с кем придётся неделю

послужить, а возможно и повоевать. Тем более, по меркам Сибири и Дальнего Востока мы

почти земляки.

Построив сводный отряд, довёл до них приказ командования, после чего началась подготовка к

передаче наших позиций. До этого я думал, что чувство хомячества присуще только казакам.

Как оказалось, я был не прав, когда вечером сводная рота направилась в Тонгку, запасы форта

полегчали минимум на пару-тройку тонн.

Будаков оказался гением «мародёрства». Чтобы не возникло конфликта с прибывшими

морячками, стрелки заранее скрытно вынесли-вывезли «трофеи» за пределы крепости и

припрятали в нескольких местах. При этом, безбожно эксплуатировали и китайских пленных.

Сдав уже в сумерках форт, сводная рота покинула его стройной колонной с песней: Из тайги, тайги дремучей,

От Амура от реки

Молчаливой, грозной тучей,

В бой идут сибиряки.

Надо было видеть удивление Станкевича, Янчиса, да и своё лицо хотелось бы увидеть в

зеркале, когда при подходе к Таку обнаружилось, что наш отряд обзавелся солидным обозом, который нашелся в речных камышах по дороге.

- Будаков, братец, объясни мне, откуда такие богатства? – поинтересовался я у полкового

каптенармуса, прибывшему в голову колонны по моему приказу.

- Ваше высокоблагородие, я думаю, что это китайцы бросили, когда драпали. Не пропадать же

добру, - глаза Ивана Фомича были честными и чистыми, как у младенца. - Неизвестно, что нас