Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– Что – иначе бы? – вскинул глаза Ремезов.

– Иначе б ты был подвергнут пыткам и казнен.

– Ты бы меня и казнил?

– Это моя профессия! – отстранился Винченцо. – Так что давай без обид. Времени у нас мало, так что молчи и слушай. Судья Гоцци – и те, кто стоит за ним, а это о-очень большие люди – хотят сделать тебя свидетелем по делу видного гибеллина барона Тиволи. Но, хоть тот и отлучен от церкви и вроде бы любой может расправиться с ним и без суда, на самом деле – не все так просто. Род барона – древний, влиятельный и богатый. Не получится просто так, без суда. И для тебя в этом – большая опасность.

Ремезов вскинул глаза:

– Опасность? Не понял, Винченцо, в чем?

– У барона Тиволи везде свои люди, – свистящим шепотом пояснил палач. – Даже – здесь, в замке Святого Ангела они есть, потому ты и пишешь, а не рассказываешь. Как только они узнают, что ты начал давать показания, сразу же попытаются тебя убить. Как – не знаю, но попытаются обязательно. Отравят питье, пищу, или даже подошлют фальшивого странника – и тот тебя задушит или прирежет кинжалом.

– Хорошенькие новости! – Павел качнул головой с таким видом, будто его только что по ней ударили. – Этак выходит – куда ни кинь, везде клин. Что ж, спасибо за предупреждение, друг Винченцо.

– Я сказал то, что должен был сказать, – улыбнулся собеседник. – И ты теперь будь начеку.

Ага, начеку… – боярин опустил глаза – это в тюрьме-то!

И все же палач-то молодцом – мог бы ведь и не предупреждать, в конце концов, какое-то шапочное знакомство, ну, подумаешь, ввязались тогда в драку. Вступились… А Винченцо – вот, хоть чем-то помог, пусть немногим, а что еще большее можно было требовать от этого человека? Ничего. Спасибо и за то уже, что сказал.

К столу подсаживались какие-то люди, шутили, разливали вино – Ремезов тоже выпил с охотою, а потом вместе со всеми запел песню, начатую каким-то бородатым узником и подхваченную помощником Винченцо, совсем еще молодым пареньком, светловолосым и кареглазым, чем-то похожим на Демьянку Умника, оставленного в вотчине почти что тиуном.

И что это вдруг Демьянко вспомнился?

А песня-то – простая, особенно – припев:

– Оп-ля! Оп-ля-ля! Хэй!

…ну да, этот младший помощник палача очень на Демьянку похож…

– Оп-ля!

…а еще его, Демьянку-то, совсем недавно Марко-толмач вспоминал, про крылья спрашивал…

– Оп-ля! Оп-ля-ля! Хэй!

Про крылья…

Затуманенный не столько от вина, сколько от нехорошей новости взгляд Павла упал на навес, укрепленный на деревянной раме… И от дождя, и от солнца… Впрочем, от дождя, наверное, не очень.

– Что ты сказал, синьор Паоло? – повернулся к узнику пузатый усач в круглой бархатной шапочке, едва закрывающей макушку – начальник верхней стражи, господин… господин… а, черт его…

– Говорю, сюда б надобно ткань покрепче, а еще лучше – тонко выделанную кожу, ну и арматуру…

– Что?

– Ну, тонкие такие штыри из стали…

– Не, брат, сталь сюда нельзя.

– Тогда ладно, пусть дерево, но – крепкое, прочное. И проволоку еще…

– Ты что, кузнец, синьор Паоло?

– Да кое-что в этом деле смыслю и – пока здесь – навес вам починить смогу. Только материал достаньте. А то скоро октябрь, ноябрь – дождики хлынут… Где тогда сидеть будете?

– Так внутри.

– А здесь-то ведь лучше!

Материал – крепкие ореховые пруты, проволоку и дивную, хорошо выделанную и прочную кожу – доставили уже назавтра, и Ремезов возился с навесом не покладая рук – и во время дневной прогулки, и во время вечерней. Правда, и ремесло сочинителя не забывал, в подробностях описав разбойничьи действия барона Тиволи в Апеннинах. Племенника и племянницу Павел при этом не указал – пожалел, прямо скажем, – зато в самых красочных подробностях описал налет «банды антихриста-барона» на беззащитных паломников и торговцев, для пущего удовольствия уважаемого синьора Гоцци, присовокупив к обычному грабежу еще и многочисленные изнасилования всех попадавшихся навстречу разбойникам женщин, и яростные призывы к поклонению Сатане. Барон получился – конфетка! – прямо-таки исчадие Ада.

Судья заглянул ближе к вечеру, бегло просмотрел все написанное, ухмыльнулся, но особого довольства не выказал, потребовав больше конкретики – имена, адреса и все такое прочее. Клятвенно пообещав добавить все указанное уже завтра, Ремезов еле дождался вечерней прогулки, точнее сказать – обычных тюремных посиделок, что в те времена случалось, кстати, частенько – так вот, по-простому.

Посиделки, однако же, ощутимого результата не принесли, если не считать того, что навес молодой человек устроил таким образом, чтоб с помощью всех имевшихся средств и проволоки запросто превратить его в нечто более-менее напоминающее дельтаплан, подобный тому, что как-то по весне Павел с Демьянкой Умником сладили. И, мало того, что сладили, так еще и успешно испытали – Ремезов едва в речке не утонул при посадке.

А вот теперь… пожалуй, это был единственный шанс – и он обязательно должен был сработать, ибо какой-никакой опыт все же у Павла был. Правда, прыгать придется в темноте, что, впрочем, не так уж и страшило Ремезова, куда больше заботила посадка. Ни черта ведь не видно, только на милость Господнюю остается уповать, да еще на везение. Ну и на умение – само собой, как же без этого-то?

И еще надо было как-то выбраться на верхний двор, или как-нибудь тут остаться, хотя бы спрятаться под столом – лучше всего именно сегодняшней ночью, ибо завтра к вечеру весь фантастический бред ремезовских доносов вполне мог вскрыться – не зря ведь судья потребовал, наконец, конкретных фактов. Да и ночь сегодня выпала – светлая, звездная, с круглой, зависшей над холмом Джаниколо луною, похожей, по выражению начальника верхней стражи – «на голый бабий зад».

Увы, увы – после окончания пикника спрятаться не удалось: прежде, чем уйти, стражники тщательно проверили все, да никто особенно-то и не напился, по крайней мере, до такого состояния, чтобы не заметить оставшегося под столом собутыльника. Пришлось покинуть двор вместе со всеми, единственное, что удалось Павлу – это незаметно заклинить обломком проволоки замок ведущей наверх кованой двери: слава богу, верхний дворик ночью не охранялся – а чего его, пустой, охранять-то? Ночью лучше спустить всю «верхнюю» стражу вниз, нарезать круги под стенами замка – уж точно ни одна мышь не проскользнет, даже если кто и надумает по веревке спуститься, обязательно прямо в лапы тюремщикам угодит – больше просто некуда деться, такая вот засада.

Ремезов все это понимал прекрасно, так что и впрямь оставался только один шанс – дельтаплан.

Еще б только в верхний двор выбраться!

Молодой человек пытался было заклинить и засов, тот, что запирал дверь его камеры. Увы – не вышло, времени не было, да и коридорный тюремщик оказался новый, не из знакомых. Странный такой тип, с бледным, каким-то синюшным лицом, но широкоплечий, кряжистый и, видимо, очень сильный; как отметил про себя Павел, выглядел коридорный, как бывший штангист.