Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– Игрывал, игрывал, – высморкавшись в снег, усмехнулся Тихон. – Да и посейчас так, иногда, по маленькой или по безделице какой.

– Это хорошо, коли по безделице, – Павел хохотнул, бросая кости. – Эх, плохо легли! Ла-адно… А что, Тихон-гость, сыграем? Как ты и говорил – по маленькой: я крест тот поставлю, а ты… да хоть свою пайцзу. Чай, ведь не золотая она у тебя?

– Не, не золотая, – тряхнул бородою купец. – Серебряная, с кречетом. И поставил бы – да уж больно нужная вещь.

– Да шучу, шучу, – Ремезов улыбнулся как можно шире. – Кто бы спорил?

Тихон задумчиво снял с головы шапку, стряхнул мокрый налипший снег, прищурился, словно бы от яркого солнца, хотя солнца никакого не было – день стоял смурной, хмурый, хорошо, не дождило, хоть и мокрый, а все же снежок падал.

– Могу и пайцзу поставить, – неожиданно заявил купец. – Не одна она у меня, еще есть. Токмо не против креста медного, а… супротив двух соляных кругов, из тех, что я тебе, боярин, должен! Согласен?

– Ну, – кивнув, Павел даже не знал, огорчаться ему или радоваться.

С одной стороны, конечно, хорошо – как только что выяснилось, Тихон Полочанин с пайцзой своей расстаться может легко и спокойно. Но с другой… боярин-то младой – совсем никакой игрок. Вот если б Митоха… Ладно! Там видно будет.

– Вона она, пайцза-то! – поднявшись на ноги, купец махнул служке. – А ну-тко, Терентий, принеси с моих саней сундучок малый…

Терентий – хлипкий, небольшого росточка, парень – враз кинулся исполнять приказанье, притащил из саней сундучок – небольшой, в размер саквояжа, окованный железными тоненькими полосками, с замком…

Сняв с пояса связку ключей, Тихон отпер замочек – маленький, изящный, но, похоже, крепкий, надежный…

– Новгородской работы замочек! – откинув крышку, не преминул похвалиться торговый гость. – А вот и пайцза.

Павел с любопытством взял в руку небольшую, с ладонь, серебряную дощечку с изображением кречета и какими-то замысловатыми буквицами… уйгурское письмо, не иначе.

– Полюбовался, боярин?

Убрав пайцзу обратно, купец отдал слуге сундучок:

– Завсегда он в моих санях стоит, в изголовье. А нынче – в опочивальне стоять будет.

– В опочивальне? – Митоха с Ремезовым удивленно переглянулись.

– Да, да, в опочивальне, – мелко рассмеялся Тихон. – Сеночь не в лесу – в деревеньке одной заночуем. В два двора деревенька, а староста, Твердислав, – знакомец мой старый.

Наемник хмыкнул в рукав:

– Гляжу, у тебя тут везде знакомцы.

– Так родная ж земля! В баньке попаримся, эх! В избах тесниться не будем – там и без нас народа хватит. А вот предбанник просторный у Твердислава – снаружи для гостей пристроен. От там и сядем играть, и сундук с пайзцою я велю туда занести. Только уговор – сперва язм с парильщиками в баньку пойду – люблю первый пар. А уж потом – и вы. Ничего, не в обиде?

– Да не в обиде, – Павел вернул Митохе кости. – Только, откуда ж дружок твой узнает, что надо баню топить?

– Хо! – купец уж совсем развеселился. – Я ж к нему слугу своего пошлю – Терентия. Завсегда так делаю. Покуда мы обозом, не торопясь, едем, Терентий – лесными тропками напрямки проберется. – Повернувшись, Тихон замахал руками: – Эй, эй, Терентий, а ну, живо собирайся в путь. Куда ехать – знаешь.

– Сделай, как наказал, господине, – кивнув, поклонился слуга.

Тут и обед поспел – сварилась на костерке полба с кусками мяса – дичины, с добавленным конопляным маслом, с чесноком да петрушкой сушеною, не каша – одно объедение. Поснедали в охотку, да поехали, помолясь, далее – в деревеньку – ту, про которую купец говорил.

Когда подъехали, с тракта через лесочек свернув, Твердислав-староста ждал уже, топилась жарко баня. Как и договаривались, купец первым пошел, а уж Павел с Митохой, кости игральные приготовив, ждали в старостиной избе – хоть и просторной, да курной, людной.

Пока то, се… Первому надоело наемнику. Встав, вышел на двор, Ремезов, чуть погодя, за ним следом.

– А что мы тут-то сидим, господине? – тихо спросил рязанец. – Чай, пайцза-то у Тихона не одна. Эту прихватим, да…

– Нет, – мотнул головой Павел. – Не выйдет. Купец-то еще за охрану заплатить должен, а ты с пайцзой уйти предлагаешь.

Митоха согласно закивал:

– Ах да, да… Это я не подумал. Ладно! Не сомневайся, боярин, не украдем, так честно выиграем! Пошли, что ли? Верно, пора уж. А, ежели что, в предбаннике подойдем, он, грят, просторный.

Чья-то плохо различимая в сумерках тень отделилась от забора, и Ремезов на всякий случай вытащил меч.

– То я, господине – Окулко.

– Ох ты ж…

Лязгнул убираемый в ножны клинок, у ворот, словно бы в ответ на сей негромкий звук, взвился, зашелся лаем притихший было пес.

– Как людишки наши? – осведомился молодой человек.

– Половина спят уже, другая половина в стороже, – доложил палач. – А один и вовсе потерялся. Правда – нашим ли его считать?

Ремезов хлопнул глазами:

– Как потерялся? Кто?

– Охрятко, господине. Ну, рыжий тот, изгой, бывший Телятникова боярина челядин. Потихоньку-потихоньку – отстал.

– Может, просто потерялся?

– Нет, боярин-батюшко, – Окулко-кат отчаянно тряхнул черной своей бородищею, словно бы вдруг собрался подметать ею только что выпавший на дворе снег. – Потеряться-то тут негде было. Если б запнулся, упал – так бы на помощь кликнул, чай, не без языка. А раз не кликнул – значит, сноровку ушел, значит, то ему было надобно.

– А зачем надобно?

– Уж тут я, господине, не знаю.

– Та-ак…

И снова утихшие было подозрения набирали силу. Тот чернявый парень… все же Митохе не показалось, да и не могло показаться, раз уж сказал, что видел. И кто тогда чернявый? Связник? С кем тогда? С татарами, с разбойниками, с литвой?

– К купцу надо идти, господине, – оглянувшись, тихо промолвил наемник. – Он здешний, все тут стежки-дорожки знает – ему и первый совет. Тем более, что случись – кому тут из нас больше всех терять?

– То верно, – согласился Павел. – Идем.

– И язм с вами, боярин! – тут же запросился Окулко-кат. – Мало ли что там?

– Да в бане-то как раз опасаться нечего, – Ремезов рассмеялся, представив, как они все трое с мечами в руках вваливаются в парную – вот веселуха-то! – Впрочем, постой-ка…

Что-то шепнув палачу, молодой человек махнул рукою:

– Ну, вот теперь, Митоша – пора. Купчину-то обыграешь?

– Как малину с куста сорвать!

Банька располагалась за двором, на обрывистом бережку неширокой речки, выглядевшей сейчас, как заметенная зимняя дорога. Да они зимой и были дорогами, все эти реки – Днепр, Смядынь и прочие.

Приземистое, едва видневшееся из-под снега строение больше напоминало обычный сугроб или даже навозную кучу, создавалось такое впечатление, что об это баньку просто-напросто можно споткнуться, не заметив в темноте. Споткнуться и полететь вверх тормашками в реку, в сверкающую отраженной серебряной луной прорубь, видать, специально расширенную в честь гостей.