Иван Оченков - Государево дело

– Государь, что с турецким послом удумал? – как бы невзначай спрашивает он.

– А сам как считаешь?

– Да как тебе сказать, надежа. Агаряне хоть и враги христианскому миру, однако, для нас и ляхи ничуть не милее чёрта! Надо бы помочь султану. В том смысле, пока он и хан крымский будут с поляками ратиться, можно будет Литву пощипать.

– А «Вечный мир» как же?

– Не он первый, не он последний. К тому же они наши границы не раз уже потревожили нападениями своими. Так что поводов для драки у нас, как скоморохов на ярмарке.

– Так это же казаки нападали?

– А нам-то что с того? Польского круля подданные, вот пусть и отвечает! И вообще, ты когда Саарему на шпагу брал, тебя не больно-то заботило, что Кристиан Датский о делах Юленшерны ни сном, ни духом.

– Погоди, Анисим, – возразил стрелецкому голове Рюмин, – Дания от нас за морем, и королю ихнему до Руси не дотянуться. А по Мекленбургу ударить ему соседи не дадут. Ляхи же народ пакостный и не в пример ближе. А что черкасы [14] Черкасы – одно из названий казаков. озоруют, так а воеводы наши на что? Слышно же, что не раз сии воры биты были за свои разбои.

– Погодите-ка, господа хорошие, – прерываю я их спор, – скажите лучше, как думаете, если султан пойдет с ляхами воевать, крымского хана с собой возьмет?

– Известное дело, – изумился дьяк. – Конечно, возьмет, как не взять!

– Стало быть, у нас на рубежах поспокойнее станет?

– Ненадолго, но станет.

Пока собравшиеся с удивлением ждут от меня продолжения, я расстилаю на столе карту и внимательно рассматриваю так называемое Дикое поле – никем незанятое пространство между Россией и владениями крымцев.

– Али удумал что, государь? – первым не выдерживает Пушкарев.

– Пока они там бодаться будут друг с другом, надо оборонительную черту передвинуть.

– Ишь ты, – озадачено хмыкает Романов. – Дело это, конечно, богоугодное, да только уж больно дорогое!

– Зато смотри, сколько земли прирежем, и какой земли, не то что московские суглинки!

– Это да, – мечтательно замирает боярин. – Где людей только брать на эдакое дело?

– Ну, мало ли, – пожимаю я плечами. – Ты мне расскажешь, кому из дворян в одном месте из-за веры моей жены свербит. Анисим тоже самое про стрельцов. Так, глядишь, и наберем людей. А там житье веселое, глупостями заниматься некогда будет.

– Умно придумано, – ухмыляется Пушкарев. – И дело сделаем, и горлопанов уймем.

– А ты что скажешь, генерал? – поворачиваюсь я к отмалчивающемуся сегодня фон Гершову.

– Надо будет много солдат, мой кайзер, – рассудительно отвечает Лёлик. – Много пушек, оружия, материалов для постройки укреплений, много людей. Всего много. И много крестьян, которые будут обрабатывать землю, и кормить ваших ратников. Где вы их возьмете?

– Делов то, – пренебрежительно отмахивается Вельяминов. – Мало ли гулящих? Кликнем, сами отовсюду сбегутся!

– Это верно, люди найдутся, – с легкой усмешкой отвечаю я. – Тебе, кстати, братец давно не писал, что там в Империи делается?

Крытые возки один за другим заезжали в Кремль и по очереди останавливались перед Золотыми сенями. Расторопные холопы тут же откидывали полог и помогали хозяевам выбираться на свет божий. Лучшие люди государства со своими домочадцами, отдуваясь, поднимались по лестнице, где их встречал Никита Вельяминов и приглашал пройти внутрь. Ему сегодня выпала честь быть распорядителем и он, как всегда, ревностно приступил к своим обязанностям.

Изумленно прислушиваясь к звукам музыки, бояре в долгополых шубах и горлатных шапках проходили в палату, недоверчиво косясь по сторонам. Жены и дочери испуганно жались рядом с ними. Последние, впрочем, то и дело бросали любопытные взгляды на убранство, а так же пригожих стольников, подносивших гостям на серебряных подносах горячий сбитень.

– Государь-то, когда придет? – поинтересовался у Никиты князь Долгоруков.

– Скоро, князь Владимир Тимофеевич, – отвечал ему окольничий, бросив мимолетный взгляд на идущую следом княжну Марью.

Та, заметив его внимание, густо покраснела и отвернулась, чтобы батюшка не заметил её смущения.

– И что в Неметчине часто такие приемы устраивают?

– Если при дворе, то почитай что каждый день. А люди попроще, кто раз в неделю, а кто и не каждый месяц.

– А ты бывал там на таких?

– Конечно, бывал. И у короля свейского и у набольшего боярина тамошнего Акселя Оксеншерны доводилось.

– Ну-ну.

Скоро палата наполнилась гостями. Одни расселись на лавках, стоящих вдоль стен, другие, сбившись в кучки, принялись что-то обсуждать между собой. Третьи голодными глазами косились на столы, уставленные всяческой закуской.

– Государь! – громко объявил Вельяминов, и трижды стукнул посохом по полу.

Нанятые в Кукуе музыканты заиграли что-то торжественное, и в палату быстрым шагом вошел царь. Большинство присутствующих тут же, где стояли, повалились в ноги.

– Здорово, бояре, – поприветствовал их я, глядя сверху на спины. – Ну, вставайте уже. Хватить бородами пол протирать. Слушайте указ: На приемах и прочих собраниях государю и государыне земно отнюдь не кланяться, а вести себя вольно и отменно веселиться! Всё вняли? Тогда поднимайтесь!

– Как же это, царь-батюшка? – практически стонет кто-то из бородачей.

– Это кто тут веселиться не хочет?! – давлю на корню дискуссию.

Таковых не оказалось, и я направляюсь прямиком к накрытым столам. Рядом со мной тут же возникает два стольника и кравчий с кувшином рейнского вина. Золотисто-янтарная жидкость, булькая, наливается в кубки, вызывая у бояр и окольничих все больше недоумения.

– Сие, гости дорогие, – громко объявляет собравшимся Вельяминов, – есть «шведский стол»! Угощайтесь невозбранно, кто чем хочет, за здоровье Великого Государя и его супружницы – царицы Катарины!

– Это как? – изумляется Долгоруков.

– Да так, – сбивается с торжественного тона Никита, – до чего дотянулся, то и сожрал!

– Ну, прямо как в Европе, – ухмыляется Владимир Тимофеевич, но, не переча, идет к столу и, получив кубок, выбирает себе кусок буженины.

Его пример оказывается заразительным и скоро все «лучшие люди» моего царства, провозгласив мне здравицу, выпивают и закусывают. Под рейнское нововведения воспринимаются не в пример лучше, и бояре потихоньку отходят. Однако главный сюрприз ещё впереди. Распорядитель снова стучит посохом в пол, после чего объявляет:

– Государыня Катарина Карловна!

Все присутствующие оборачиваются и склоняются в низком поклоне, а когда выпрямляются, по рядам начинает скользить шепоток. И есть от чего, если к виду моей супруги и её немецких и шведских придворных дам все привыкли, то теперь в их ряду стоят и русские боярышни, одетые в такие же иноземные платья. И прежде всего, конечно, Алёна. В небесно-голубом платье с пышными рукавами. Большой вырез – ещё не декольте, но достаточно открывающий шею и плечи, окаймлен стоячим воротником из тонких кружев.