Андрей Земляной - Серая сталь

– Никакая вечность не длится бесконечно. – Святой отец хитро улыбнулся. – Могу тебе сказать, что дольше четырёх лет в стенах обители задерживаются только отцы-наставники, а те имеют свободный выход в город, и часто живут вне монастыря в своих домах. Так что, если всё будет нормально, и ты через четыре года получишь свободный выход в город. Ну а там, Бог ведает.

– Ладно. – Николай кивнул. – Только пусть моих родных предупредят. А то они, наверное, уже извелись в ожидании суда. А цветочки… пусть будут цветочки. Всяко лучше, чем на каторге или в могиле.

Епископ Макарий сделал ещё лучше, устроив Николаю свидание с родными. Правда встреча вышла скомканной, и торопливой, но на сердце у боярича полегчало. А через час, его и настоятеля обители принял на борт новенький ещё пахнущий краской курьерский аэролёт Нетопырь, взявший курс на Белгородскую губернию.

Шли ходко, и через четыре часа уже заходили на посадку на большую площадку внутри монастырских стен, возвышавшихся на восьмиметровую высоту.

В монастырях Николай бывал неоднократно. И по делам, связанным с юнакским обществом Войска Донского, и просто по случаю, но такого он ещё не видал. Внутри огромной площади окружённой мощными стенами, стояли ровные ряды небольших зданий, словно по линейке, пара аккуратных трёхэтажных корпусов с черепичными крышами, и совсем небольшая церковь, даже скорее часовня в центре. Зато свободных площадок было в изобилии. И даже две полосы препятствий, одну из которых он разглядывал особенно внимательно, когда к нему подошёл Макарий.

– А… Любуешься нашими площадками. – Настоятель усмехнулся – И как тебе?

– Сложность полосы препятствий определяется не крутизной, сооружений, а временем, отпущенным на её прохождение. – Ответил Николай. – А вы я погляжу тут не служек церковных готовите. Вон, там стрельбище, а правее – площадка для рукопашников. Если не увижу сапёрного полигона, вообще расстроюсь.

– Да где тут взрывать, стены кругом! За лугом в овраге, сделали. – Машинально отмахнулся Макарий, глядя вниз, и медленно словно орудийная башня повернулся к Николаю. – Чёт-ты многовато знаешь, даже для сына Сашки Белоусова.

– И что? – Боярич спокойно посмотрел в глаза священнику и усмехнулся. – Так странно правда? Мама – подполковник, папа – полковник, да оба не из пехоты. Дома библиотека на восьми языках, да гости с такими наградами на груди, что сам губернатор первым встаёт. И просто удивительно, что я вырос не домашним заморышем, с кучей болячек. Откуда что взялось?

– Ох язык твой… – Отец Макарий погрозил узловатым пальцем с платиновым перстнем, на котором всадник добивал змея. – Отдать бы тебя на пару лет в строевую роту…

– Так потому и не лезу под погоны. – Николай улыбнулся. – Не хочу, чтобы мной командовали придурки.

Завывая двигателями, и чуть покачиваясь, Нетопырь осторожно сел на плац, и подбежавшие монахи споро зацепили канатами причальные крюки аэролёта, и так же быстро отбуксировали его в сторону к боковой стороне, плаца, освободив середину площадки. А к выходящим из гондолы отцу Макарию, и Николаю, быстрым шагом подошёл подтянутый служка в облачении игумена.

– Ваше Преосвященство. – Игумен поклонился, коснулся губами протянутой руки и выпрямился по стойке смирно. – За время вашего отсутствия происшествий не случилось. В строю пятьсот восемьдесят пять послушников, сто шесть монахов, заболевших и выбывших по ранению, нет. Доложил дежурный наставник, игумен Афанасий.

– Благодарствую, отец Афанасий. – Макарий размашисто перекрестил игумена. – А то, видишь, услышал Господь наши молитвы. Выписали-таки нам воздухолёт. Прямо с мясом можно сказать оторвал у Морской коллегии. Небось до сих пор опомниться не могут. – Макарий негромко рассмеялся.

– Ну наконец-то! – И Афанасий совсем другим взглядом посмотрел на летающую машину. – И много ли отдали?

– Вот с условием пристроить сего отпрыска уважаемых родителей. Привести так сказать в чувство и сознание.

– Ну, это мы быстро. – Игумен ухмыльнулся. – Что за ним? Карты, девки да винище? А то может не приведи святы угодники, порошки заморские? – Он пристально посмотрел в глаза Николаю, так словно хотел прожечь в том дыру.

– Если бы девки да винище! За ним, один инвалид, коего ещё будут судить, да покойный советник британского посольства, который умирал долго, и страшно. А так-то мертвецов десятка три или четыре.

Взгляд священника мгновенно изменился, словно внутри него переключился какой-то рубильник.

– И куда его, во вторую, или может в первую?

– Нет. – Макарий внимательно посмотрел, как монахи выносят чемоданы с багажом, и снова повернулся к Афанасию. – Определишь его в нашу оранжерею. Пусть за цветочками походит, да успокоиться. А то, видишь, ещё дымится, как бы нам не пожёг чего. – Он снова рассмеялся.

Монастырским садом, огородом и оранжереей заведовал пожилой иеромонах Егорий. Справлялся со всем один, но каждый день в наряд по садовому хозяйству заступали трое послушников, которые и делали самую тяжёлую работу, вроде разгрузки телеги с землёй или копки огородов. К появлению помощника он отнёсся спокойно, и показав Николаю его каморку, погнал получать казённое обмундирование, состоявшее из крепких ботинок, штанов куртки и рясы, игравшей роль дождевика.

В целом, Николай довольно легко вписался в новую для себя жизнь. Работы он не боялся, с душеспасительными беседами никто не приставал, а общение с послушниками брал на себя отец Егорий.

Возня с землёй как ни странно успокаивала Николая не хуже, чем медитация, и уже через неделю, он начал вставать на час раньше общемонастырского подъёма, чтобы начать день с тренировки. А чуть позже, начал прихватывать и время по вечерам. А день был заполнен копанием в земле и уходом за многочисленными и довольно странными растениями, многие из которых он определил, как основу для изготовления весьма специфических препаратов, и ядов. Но было бы странно если бы в стенах монастыря, где утро начинается с пробежки, продолжается стрельбами и занятиями по минно-взрывному делу, и шифрованию, росли полевые лютики.

Кроме него, в такую рань поднимались ещё полсотни отцов-наставников, и десятка полтора монахов, разминавшихся перед трудовым днём. Кто-то бегал и подтягивался, кто-то, как и Николай, двигался в сложном танце боевых упражнений, а кто-то, просто в любую погоду, что в дождь что в снег, сидел в тонкой рубахе погружённый в молитву, или медитацию. Со стороны был непонятно, а беспокоить человека вопросами, боярич посчитал неуместным.

Игумен Афанасий, первое время присматривался к странному послушнику, но никак не мог оценить качество сделанной кем-то работы. Двигался Николай хорошо, и каждое движение было почти идеальным. В конце концов не выдержал, и предложил учебный поединок, и был сильно удивлён скоростью реакции послушника. Да, ему не хватало наработанных связок, но связки лишь компенсация острой нехватки времени в поединке, когда нет времени думать, а нужно быстро и качественно уложить противника. Так вот связок у боярича было немного, но отработаны они были до совершенства, и соображал он действительно быстро. Во всяком случае контрмеры на незнакомые приёмы, принимал на первый раз с небольшой задержкой, а после мгновенно словно мангуст.