Михаил Ланцов - Полковник Империи [litres]

– Думал. Но в 1914 году он сделал так же. Помните его историю с дневником? Ту, из-за которой военный министр был снят с должности и отдан под суд, а великий князь Николай Николаевич младший и его сторонники, хоть и оказались «на коне», но на самом деле очень серьёзно подставились? Если бы эта история с дневником была одна – то да, обычная случайность. Мало ли, какие курьёзы бывают в жизни? Но вот наступает лето 1915 года. И Меншиков вновь проводит, казалось бы, безобидную комбинацию, манипулируя Рен-

ненкампфом. И великий князь Николай Николаевич младший гибнет, как и его союзники. Меншиков действует, опираясь во многом на тот фундамент, который сам и заложил в 1914 году. По отдельности всё выглядит обычно. Но это только если их не объединять воедино. За какие-то две кампании Максим умудряется уничтожить всех явных конкурентов императора, устранив намечающуюся Великокняжескую фронду. Играючи. Раз – и всё: никаких сильных фигур, способных претендовать на престол России, вокруг Николая Александровича не осталось. Погибли. Случайность? Не думаю. Слишком много растянутых по времени совпадений. Всё это пахнет хорошо продуманной комбинацией. Прямо-таки воняет. И сейчас – тоже. Я могу пари держать.

– Допустим, – согласился Людвиг. – О том, что этот пройдоха опять себе отхватит большой и вкусный кусок, никто с вами спорить не собирается. Это очевидно даже людям, далёким от нашей деятельности. В то, что он недурной комбинатор, я охотно верю. Более того – не то что верю: убеждён! Но эльф… Это уже перебор.

– Без этого «перебора» не собирается целостная и непротиворечивая картина. Он где-то и как-то жил до того, как объявился на поле в Восточной Пруссии. Но где? Никто не знает. Он где-то учился, получив очень серьёзное образование, совершенно невозможное для домашнего. Но где? Никто не знает. Он уверенно себя чувствует среди незнакомых людей и привычно командует. Для человека, который просидел всю свою жизнь в изоляции, это по меньшей мере необычно. И так далее. Добавьте к этому то, что он владеет русским, английским и немецким. Во всяком случае, в августе 1914 года он их использовал. Так вот, в этих языках у него был не узнанный акцент – как по манере произнесения, так и по построению речи и употреблению слов. Сейчас он, конечно, немного сгладился, но всё равно заметен. А вот французский язык, который он учил тут, такой особенности не имеет – он в целом совпадает с теми региональными особенностями, которыми обладает его преподаватель. Просто и легко узнаваемо. Вот. Как вы понимаете, всё вместе это выглядит так, что он пришёл откуда-то… с другой планеты, если хотите. И вот это объяснение, – он вновь постучал пальцами по папке, – вполне ставит всё на свои места.

– Порождая ещё больше вопросов, – мрачно заметил Гальдер. – Эту вашу гипотезу как-то можно проверить? Если этот Меншиков такой продуманный, зачем он рассказывал своим людям о том, что не человек? Почему позволил постороннему человеку слышать этот рассказ?

– А он рассказывал о себе? – удивился Смекер. – Он рассказал древнюю легенду, которую можно трактовать по-разному. А зачем? Сложно сказать. Возможно, ему не нравится постоянно таиться, и он проверяет почву для того, чтобы прекратить уже играть. Феанор, судя по легенде, всё же воин, а не дипломат. Если это он, то ему всё это притворство даётся очень непросто.

– А если нет?

– Тогда к вопросам без ответа добавляется ещё несколько. Откуда взялась эта легенда про Феанора, о которой опрошенные мною лингвисты даже не слышали? Придумал? Допустим. Но это хлипкое объяснение, не находите? У него уже такой список «придуман», что конца-края ему не видно.

– Хорошо, – медленно кивнул Гальдер. – И что вы предлагаете?

– Разрабатывать эту гипотезу как рабочую. На большее мы пока рассчитывать не можем. И привлечь всех подходящих специалистов. Нужно понять мотивацию Меншикова, допустив, что он эльф. Чего он хочет? К чему стремится? Иначе мы так и будем бегать за ним хвостиком, постоянно отставая на шаг-другой.

– Действуйте… – тихо произнёс Франц. – И да поможет вам бог…

1916 год, 18 мая. Фиано Романо

Максим лихо – прямо-таки с ветерком – прошёлся по итальянским дорогам. Итальянцы оказались совсем не так расторопны, как австро-венгры, и безмерно далеки от немцев. Да и геометрия фронтов не позволяла им перебрасывать войска по сходящимся траекториям. Только догоняющим. Но тут у Меншикова было потрясающее преимущество в скорости и манёвре, даже если они захотели бы так развлекаться. Не говоря уж о том, что его шаг с освобождением пленных дал не ожиданно сильный эффект: никто толком не знал, где именно он находится.

По донесениям, которые он перехватывал на телеграфных станциях, к началу 18 мая в старой Австрии и её окрестностях действовало уже три довольно крупных подвижных отряда из освобождённых военнопленных. И они наступали в разных направлениях. Шумели. Гремели. И вообще – вели себя без всякого стеснения, так как Вена была не в состоянии выделить на их блокирование достаточно сил. Если с одним отрядом она бы ещё справилась, то теперь не знала, за что хвататься.

Максим же шёл относительно тихо. Ну как тихо? Без сильной стрельбы. Однако в первую же ночь, проведённую его полком на итальянской земле, он велел автомобили разрисовать. Орлы, венки, молнии и надписи «S.P.Q.R. [10] S.P.Q.R. – Senatus Populusque Romanus, то есть «Сенат и народ Рима». Это старинный – ещё языческий – девиз Римской Республики и ранней Империи. Именно под этим девизом Рим покорил всё Средиземноморье, взял Британию, вышел за Рейн, занял Дакию, успешно дрался на Тигре и Евфрате с персами, находясь на пике своего могущества. А его легионы были поистине железными из-за добрых доспехов и дисциплины, выкованной из высокоуглеродистых инструментальных сталей, да не просто так, а с мастерской закалкой. Это было время высшего проявления Древнего Рима. Его золотой век. » везде где можно. Прямо не военный отряд, а передвижной цирк. Ну и по населённым пунктам полк шёл под развернутыми знамёнами и с музыкой. Всей, что мог из себя выдавить, привлекая кое-где наёмные итальянские оркестры.

Он шёл дерзко. Открыто. Нагло.

Это вводило местных в смущение. Да и слухи порождало очень странные. А уж глаза Кайзера Вильгельма, наблюдавшего, как в мелких деревушках русский полк крестьяне встречают цветами, были отдельным пунктом увеселительной программы. Как и небольшие митинги, которые Максим устраивал в местах остановки. Специально готовил коротенькие речи на итальянском с помощью офицеров, владеющих им. И, залезая на броневичок, рассказывал местным фермерам да обывателям о том, что грядёт новая эра обновлённой Италии и возрождение славной старины и величия воскрешённой Римской империи. И люди слушали. Их было не так уж и много на этих пикетах. Но они слушали. И рассказывали своим соседям, как водится, додумывая и произвольно дополняя. И о том, что Россия не сражается с народом Италии. Что Россию и Италию связывают многовековые культурное единство и общность целей. И только лишь мерзкий предатель на престоле вверг их, честных граждан, в страдание и боль. И только лишь он виновен в том, что Италия проигрывает войну. А они молодцы. Ну и так далее. Обойма простых, но действенных риторических приёмов в области пропаганды со времён Геббельса немало расширилась. Максим не был специалистом в этой области, но кое-что знал. Их в своё время инструктировали во время службы в одной «очень солнечной и песчаной стране» о том, как вести себя с местными жителями и что им говорить. В каком ключе, во всяком случае.