Владимир Малыгин - Лётчик

— Так точно, ваше благородие! — выпучил довольные глаза водитель. Ещё бы, это не по траве в чистом поле гонять. Тут можно и себя показать, покрасоваться перед горожанами.

— И упаси тебя бог по дороге поломаться! Всё, езжайте! — распорядился командир.

Я забрался в кабину, ухватив перед этим втихаря сунутый мне Изольцевым кус хлеба с салом. Улыбнулся лейтенанту, уцепился покрепче одной рукой за сиденье, второй упёрся в панель перед собой и приготовился к худшему. И оно не заставило себя долго ждать. От немилосердной тряски по ровному, казалось ранее, полю чуть зубы не выкрошились. Даже поговорить не было никакой возможности из-за опасения откусить себе язык. Матвеичу хорошо, он за баранку держится, а здесь сидишь враскоряку и с нетерпением ожидаешь, когда же эта грунтовка закончится.

Впрочем, от езды по мощённой булыжником мостовой ощущения были ничуть не лучше. И неровностей на дороге хватало. Это пешему она казалась ровной, но стоило только на колёсах оказаться и по ней прокатиться, так сразу начинал вспоминать всю прелесть нашего асфальта.

В квартире снова утрамбовал в кальсоны деньги и драгоценности, повязал тугую колбаску свёртка вокруг пояса, прихватил уставной наган, сунул его в офицерскую сумку, ссыпал туда же горсть патронов, сверху кинул зубную щётку, банку с порошком, мыло, бритву и полотенчико. Быстро упаковал небольшой сверток с кое-какой одёжкой.

Распрощался с хозяевами, предупредив их о своём внезапном отъезде на некоторое время, и, приняв с благодарностью узелок с наспех собранными пирожками, который мне успела быстренько увязать Елена Сергеевна, выскочил на улицу.

Матвеич даже мотор не глушил, завоняв улицу выхлопами бензина и заставляя морщиться снующих туда-сюда прохожих. Уже и городовой с грозным выражением на красноносой усатой морде совсем было собрался направиться в нашу сторону, да притормозил, завидев выбегающего из парадной с узелком меня, любимого.

Распахнул правую дверку, бросил водителю на колени свёрток с барахлишком, пирожки не доверил, кивнул городовому и скорчил при этом какую-то непонятную даже мне самому гримасу, тем самым как бы извиняясь перед несущим службу полицейским. Запрыгнул на сиденье, проскользнув по его отполированной многочисленными задами поверхности под самый бок к Матвеичу, и скомандовал отправление. Впрочем, это явно было лишним, грузовичок уже набирал скорость, разгоняя в стороны разномастных извозчиков и многочисленных пешеходов, маневрируя между трамваями. Переложил поближе к себе свёрток, дабы не мешать водителю.

Быстро промелькнули справа два приютских здания, один святой Ольги, второй святого Сергия Радонежского, выходящие своими фасадами почти на тротуар. Сразу же за ними выскочили на просторный перекрёсток со Стенной улицей и полуразрушенной, осыпающейся крепостной стеной, летом хорошо укрытой зелёными деревьями и кустами городского Ботанического сада.

А дальше мощёная дорога немного сузилась, потянулась прямой стрелой к воинским казармам Александровской слободы, компенсируя свою узость широкими пешеходными дорожками с обеих сторон. Проехали мимо полковой церкви святого Николая Чудотворца с её тремя высокими белыми колоннами на входе, плоской шапкой приземистого купола с сияющим крестом на макушке и выскочили к железнодорожному переезду с открытым сейчас полосатым шлагбаумом.

За те несколько минут, в течение которых грузовичок домчался до расположения роты, я успел кое-что осмыслить. Раньше просто времени не было задуматься над этим заданием. Самый важный вопрос — почему именно меня выбрал командир? За личные достижения? Думаю, и поэтому тоже. По опыту пилотирования в нашей роте у меня второй после Позднова результат. И мне в плюс то, что в последнее время я значительно увлёкся изучением матчасти наших аэропланов. И командир об этом наверняка уже знает, благодаря своевременным докладам инженера. Не мог тот о таком факте не доложить. Это ясно. Поскольку Позднов свой аппарат угробил на посадке, остался лишь я. Даже Андрей на своём «Депердюсене» стоит позади меня по технике пилотирования, по опыту и налётанным часам, невзирая на более скоростные качества его машины. Впрочем, какая у его аппарата скорость? Всего-то километров на двадцать-тридцать поболее «Фармана». Ерунда это всё. Ладно, более-менее понятен выбор моей кандидатуры.

Теперь что для меня лично из этой неожиданной командировки можно выжать? Перво-наперво добыть любыми путями пулемёт. Если мы и впрямь будем совершать облёт оборонительных крепостей, то любыми способами я его там получу. Куплю, в конце-то концов. Хотелось бы и самолётик поменять на более современный, но это из области несбыточного. Но посмотрим.

И, самое главное, деньги и драгоценности. Вот подворачивается неплохая возможность поместить все свои неожиданные накопления в какой-нибудь банк. Не российский, конечно, зная предстоящие события. Посмотрим. Если для этого придётся куда-нибудь выехать — я выеду. Удеру в конечном итоге. А после вернусь. Придумаю что-нибудь.

В общем, от этой неожиданно, но так своевременно свалившейся на голову командировки я ожидаю много. Всё будет зависеть от меня самого. И от исправности «Фармана», тут же поправил сам себя. Может, получится обзавестись новыми полезными знакомствами. Хотя я прекрасно понимаю, что было бы полным бредом с моей стороны пытаться что-то поменять в современном течении истории. И времени катастрофически мало, и возможностей у меня ещё меньше. Никто и никогда не обратит серьёзного внимания на простого поручика. Поэтому мои знания будущей катастрофы так со мной и останутся. Нет, я, конечно, попытаюсь подёргаться, но разумом понимаю всю тщетность этих попыток. Не свернуть мне громаду раскрутившегося маховика истории, но камешек или песчинку в этот отлаженный механизм я забросить попытаюсь…

На переезде через железнодорожные пути нас перехватил делопроизводитель ротной канцелярии Белоусов. Из-за своего огромного роста ему даже пришлось наклонить голову, чтобы заглянуть в кабину.

— Господин поручик, Сергей Викторович, примите пакет. Здесь все потребные вам документы и деньги. И распишитесь в получении вот здесь. Не забудьте по прибытии отчитаться в расходах.

Протянул мне журнал и ручку, подставил свой планшет, услужливо открыл крышку походной чернильницы, указал пальцем место, где мне следовало оставить свой личный автограф. Я черкнул по указанному месту своим почерком наугад какую-то закорючку, посмотрел довольно на скривившегося при этом делопроизводителя и пояснил для непонятливого:

— Неудобно-с в кабине. И так сойдёт.

И толкнул незаметно в бок Матвеича. Пусть трогается. А конверт в карман определил. И тут же забыл об оставшемся далеко позади вольноопределяющемся, взгляд нетерпеливо обшаривал ангары, всматривался в стоящий на краю поля аэроплан с подломленным шасси и пока непонятную суету людей вокруг него. Ничего не изменилось, а то я немного переживал. Вдруг за это время самолёт Позднова починили или успели поменять мотор на аэроплане инспектора. Это, конечно, из области фантастики, но какие только чудные мысли не придут в голову от волнения…