Алексей Янов - Княжич

Главным прямым налогом (данью) было так называемое «погородие» – заранее определённая дань, взымаемая с городов. Погородье взымалось деньгами, натурой (мех, воск, мёд, хмель, жито, рыба и т.п.), на что богата данная местность и продуктами обрабатывающей промышленности – ремесленными изделиями. Всё вышеперечисленное приносило смоленскому князю около 3 000 гривен в год.

Ещё около 1 000 гривен в год князь собирал косвенными налогами: «гостиная дань» – взымалась не с товара, а лично с купца приезжавшего в Смоленское княжество; «торговая дань» – взымалась за право торговли; «мыто» – за провозимые товары; «вощец» – специальная пошлина с привозного и вывозного воска; «перевоз» – за перевоз товаров и людей через реки; «корчемное» пошлина, «весовая» пошлина – взымалась при продаже и покупке весовых товаров.

Отдельной строкой шёл церковный налог «почестье» – он взымался с городов и поступал смоленскому епископу.

Собственных монет на Руси не было, обращались лишь крупные серебряные слитки – гривны серебра (весом около 200 г.). Гривна серебра делилась (рубилась – отсюда «рубли») на 4 гривны кун. Одна гривна кун (50 г. серебра), в свою очередь, делилась на 20 ногат (1 ногата = 2,5 г. серебра), или на 50 резан/кун (1 резан = 1 г. серебра), или на 150 вевериц/векша. То есть одна веверица/векша весила 0,33 г. серебра. Роль мелких денежных единиц выполняли случайные товары – от беличьих шкурок до украшений.

Значительную долю доходов от личной собственности князя приносили крупные города княжеского домена – Мстиславль, Ростиславль, Изяславль и другие города, построенные когда–то по прямому указанию смоленских князей, а также сельская местность вокруг них с более мелкими городками, такие как, например, Зарой – где князь вынужденно зимовал.

Раньше под контролем великого смоленского князя были и такие крупные княжеские домениальные центры как Дорогобуж, Вязьма, Можайск, которые не так давно вышли из подчинения великокняжеского стола, оказавшись в удельной собственности многочисленных Ростиславичей, что серьёзно ослабляло центральную власть. Некоторые смоленские земли (Торопец, Ржев) уже давно преобразованные в уделы и к сегодняшнему дню де–факто превратились в самостоятельные княжества, совершенно независящие от центральных властей.

Остальные города и центры волостей княжества, сложившиеся, по большей части самостоятельно, в ходе, так сказать, исторического развития, хоть и подчинялись смоленскому князю, но не являлись его личной собственностью. Они имели собственные органы самоуправления – вече, в них присутствовали представители князя, в лице бояр–тиунов. Эти города подчинялись Смоленску и легитимному смоленскому князю, которого признаёт и делает легитимным смоленское вече. А имя этого князя для них не имеет значение, будь то Изяслав, Мстислав, Владимир – этим городам всё равно. Они платят заранее установленные им налоги в центр, а кто именно будет сидеть, и править в Смоленске – решает в итоге совокупность факторов, таких как уже подзабытое «лествичное право», сила княжеских дружин, авторитет и популярность претендентов на престол, интересы крупных землевладельческих смоленских бояр, купечества. Всё это было до боли знакомо и понятно, о подобных вещах приходилось не раз и не два слышать и даже сталкиваться, где–то там, в тумане грядущего.

В сельской местности существовало три основных вида поселений: погосты, сёла и веси.

Территориально община–вервь состояла из нескольких посёлков (весей/деревней), её центром был погост/селище. Погосты (зачастую открытые, реже укреплены частоколом) были центрами обложения прилегающих к ним территорий повинностями (уроками и данями). На погосты распространялись княжеский и церковный суды, в них также размещались церкви и кладбища (не случайно, через некоторое время, слово погост стало синонимом слову кладбище). Рядом с весями лично свободных крестьян–общинников соседствовали сёла – так назывались владельческие поселения феодалов (князей, бояр, епископов). Несколько погостов составляли волость (напр. волость «Вержавляне Великие» складывались из девяти погостов. Каждый такой погост платил ежегодно смоленскому князю более 100 гривен налогов (дани).

Уже к обеду три монастырских подмастерья (один спец по колёсам, два по гончарному делу) вместе со своим скромным скарбом были благополучно размещены на княжьем дворе. Никаких поручений давать им пока не стал, пускай вначале попривыкнут и обживутся на новом месте.

Сегодня я решил навестить иноземных гостей в немецкой слободе, появились на их счёт кое–какие планы.

Немецкое торговое подворье было огорожено высоким частоколом из брёвен и состояло из двух десятков дворов. Что касается внутреннего содержания, то чисто внешне Немецкая слобода на вид мало чем отличалась от остального Смоленска. Всё те же, уже привычные глазу, деревянные мостовые, торговые подворья, расположенные на первом этаже совмещённые с постоялыми дворами и трактирами на втором, амбары складские и производственные (поварни, воскобойни, пивоварни). Глаз цепляла разница в одежде, да и то не очень существенная, мода европейская и русская ещё не сильно меж собой разошлись.

Немецкая стража, стоящая у ворот, быстро, без долгих разговоров, проводила нас к местному старосте – Людольфу. Он постоянно проживал и торговал в Смоленске, можно сказать осел на этой земле, про свою родную Ригу уже и не вспоминал. Поэтому я и не удивился чистоте языка этого немецкого старосты–купца.

– Рад тебя приветствовать, Владимир Изяславич, – почтительно склонился Людольф, при этом скинув с головы шляпу с перьями, – что привело тебя на наше скромное подворье?

– И я рад тебя видеть и познакомиться. А привело меня к вам лишь моя природная любознательность. Хочу узнать, чем вы здесь торгуете, что покупаете, что продаёте.

– Похвальное желание молодого наследника великого князя! Что же, если ты не желаешь с дороги откушать наших скромных угощений, – и вопросительно глянул на меня, но увидев отрицательный кивок головой продолжил, – то изволь пройтись со мной, всё своими глазами и увидишь.

– Gut! – ответил ему на немецком. Впрочем, кроме этого слова на языке ещё не рождённого Гёте, я знал лишь только два выражения «Ханды хох!» и «Гитлер капут!»

Первым делом Людольф повёл меня к ротонде.

– Эта наша церковь Пресвятой Богородицы! – указал немец на самое высокое в слободе здание, при этом перекрестившись, – построено и содержится на взносы нашего купеческого общества.

Со слов Людольфа выходило, что эту немецкую церковь в Смоленске возвели более полувека назад под руководством шведского зодчего, но силами, то есть руками, местных смоленских мастеров.