Алексей Янов - Княжич

Смотреть как в «хлебни» сквозь сито просеивают ржаную муку, мне быстро надоело, поэтому я смотался в трапезную. Но перед этим я послал кухонную работницу за местным завхозом – Ерофеем. Обед в столовый был стандартный: первое, второе, хлеб. Из напитков – квас, компот или кисель.

Ерофей в столовке появился как раз тогда, когда обедавшие со мной мастера из столярного цеха, пытались меня чем–то своим увлечь, но благодаря Ерофею, они потерпели фиаско, и мы с завхозом по–быстрому ретировались. Пошли с ним ко второму «продовольственно–складскому кластеру», который располагал шестью каменными ледниками – в них летом хранили скоропортящиеся продукты. Над каждым каменным подземным ледником были возведены сушильни, предназначавшиеся, главным образом, для хранения «стратегических» запасов вяленой и сушеной рыбы. Также наличествовали амбары для хранения муки, мёда, масла, сметаны, яиц и т.п. Над амбарами имелись чуланы для хранения сухарей.

Кроме этого, здесь же рядом находились два крайне важных производства – воскобойня, выпускающая восковые формы для отливок и квасоварня со своим собственным ледником и амбаром. В квасоварни имелись огромный котел и три больших чана с солодом и суслом, под которыми помещались три больших корыта. Подвальная часть, соседнего квасного амбара, была приспособлена под ледник, для хранения кваса, а на первом этаже студили сусло. Квасоварня варила не только различные виды кваса (медовый, паточный, сыченый, овсяный), но и кисель с компотами.

Во время этой инспекции я в первую очередь обращал внимание на соблюдение санитарных норм. Но придраться было не к чему. Женщины были в белых фартуках, волосы прятались под такими же белыми косынками. Везде были установлены рукомойники, на полках рядом лежали мыльные огрызки. Прежде чем начать готовить пищу все мыли руки, в противном случае следовал штраф для грязнули и премия человеку сообщившему Ерофею о таком безобразии. Похвалив Ерофея, я сам решил помыться, направившись в баню.

В новой моей бане, цивилизованно топившейся «по–белому», с приходу на полу стояли пустые плетеные корзины, туда я забрасывал требующие стирки вещи. Перед посещением парной я закинул в них исподнее бельё и уже порядком замусоленный кафтан. Сопровождающие меня дворяне, раздевшись, тоже побросали в корзины своё исподнее.

Бабы с Заднепровья стиравшие свои пожитки на речках Ильинке и Городянке, с недавних пор, из–за моих плотин, сместились с ранее насиженных мест ближе к устью рек почти у самого Днепра. По причине отсутствия металла стирка производилась, наверное, ещё по технологиям неолита. В копанные в землю деревянные бочки заливали воду, закидывали бельё, посыпали его печным щёлоком. Затем прямо из разожжённых по близости костров, доставали деревяшками нагревшиеся камни и бросали их в бочки. Распаренное горячее бельё доставали из бочек деревянными крючками и несли его к речным мосткам. Там его отбивали, прополаскивали и складывали в корзины. В холодную погоду заболеть и простыть во время этих постирушек, было проще простого, достаточно было поработать в мокрой одежде на сквозняке. Своим же прачкам я изрядно облегчил жизнь, выдав им чугунные котлы, которые можно было безбоязненно ставить на огонь и кипятить в них бельё. Затем оно, в «автоматическом режиме», отбивалось и прополаскивалось прямо у водяных колёс под напором падающих вниз потоков воды.

Когда банные процедуры были в самом разгаре, я вышел в предбанник, немного охладиться и хлебнуть кваса. Раскрасневшись, замотавшись в полотенце, я выбежал из парной, оставив своих дворян продолжать шумно париться. Тут, к моему удивлению, у корзин с грязной одеждой была обнаружена стройная, весьма симпатичная девушка, которую я видел впервые. При моём неожиданном появлении она вначале растерялась, а потом, быстро сообразив кого перед собой видит, склонилась в поясном поклоне.

– Кто ты такая, красна–девица? – быстро собрав мозги в кучу, шутливо спросил я.

Девушка зарделась, но всё же ответила.

– Инея меня звать. И я не девица, а вдова. – При этих её словах я сразу обратил внимание на чёрные ленточные вплетения в головном уборе. А Инея меж тем продолжала себя презентовать. – Заключила ряд с твоим ключником и у тебя, княжич, в служанках со вчерашнего дня.

Тут из парной шумной толпой вывалились мои распаренные как раки дворяне, заставив Инею по–быстрому ретироваться вместе с корзинами.

Мне требовалось срочно как–то разрешить один деликатный, я бы даже сказал интимный вопрос, вставший в последнее время ребром – в прямом и переносном смысле! В тереме все симпатичные на мой взыскательный вкус челядинки были уже заняты и поделены – или официально находились замужем, или сожительствовали с кем–то.

Выйдя из бани, я отозвал к себе Люта.

– Лют, скажи ка мне, кто это был? – невинно осведомился я у своего "конюшего", когда мы вышли во двор.

– Не знаю, княжич! – растерянно ответил он.

– Разузнай всё и мне сообщи – кто такая, чем дышит, с кем живёт. Поговори с моим ключником, он должен о ней знать.

– Сделаю! Думаю, до обеда управлюсь.

Время до обеда пролетело быстро. И вот я уже уплетал за обе щеки исходящий паром печной суп, а Лют докладывал о выполненном им поручении.

– Инея, двадцать лет, вдова кожемяки. Муж ея три седмицы назад преставился. Он был должником боярина Вошкина. Долг отдать не успел, а потому его кожевенная мастерская вместе со всем хозяйством перешла к боярину. Инея с детьми (у неё две дочери) подалась на вольные хлеба. Позавчера сама пришла к твоему ключнику и составила с ним ряд. Теперь она состоит среди твоих, княжич, челядинок. Вроде всё сказал!? – бодро отрапортовал Лют.

– Её детям сколько лет?

– Одна четырёх лет от роду, вторая – годовалая.

– Инея сейчас, я так понимаю, ни с кем не сожительствует? – уточнил на всякий случай.

– Да как можно! – округлил глаза "конюший". – Траур держит!

– Спасибо, Лют! Я пойду вздремлю, а ты, будь добр, позови Инею прибраться у меня.

Лют с непониманием глянул на меня (редко когда я позволял себе устраивать послеобеденную сиесту), потом видать до него кое–что дошло, и он хитро оскалился, но вслух спрашивать или размышлять ни о чём не стал, поспешно удалившись.

Из–под чёрного платка выбивались густые, тёмно–русые пряди волос. Подол своей юбки Инея закатила до колен. Смачивая в ведре половую тряпку, она мыла пол, непринуждённо при этом виляя своим аппетитным задом. За работой девушка слегка раскраснелась, став ещё более привлекательной. От взыгравших гормонов я стоял как пьяный, меня слегка потряхивало. Не в силах больше себя сдерживать, я резким движением выпрямил и развернул её в свою сторону. Прижав испуганную девушку к стене, я впился долгим поцелуем в её уста.