Сергей Красов - Вторая попытка

— Давай, беги. Да, поговори с доктором, может меня в санчасть перевести? Причина уважительная — потеря памяти. А то тут даже в туалет сходить, — и то проблема. Сам понимаешь, как-то непривычно. Представь себя на моём месте.

— Решим, я думаю. Ну, давай пока — в камеру. Как там?

— Нормально. Потом расскажу.

В камере царило веселье. Глядя на входящего Вадима, Шпана, стоявший возле стола, стал напевать, отбивая такт ложками:

— А я надыбал интересный момент,

Что и Карташ, и Шпана, и Малыш

Курили таба-табак, употребляли портвейн,

И кое что, кстати, тоже могли!

На последних словах Шпана несколько раз изобразил руками с зажатыми в них ложками характерные движения лыжника, чем вызвал очередной взрыв веселья в камере.

— Ну как, похоже? — спросил он у Вадима, явно напрашиваясь на похвалу.

— Нормально. Даже лучше, чем у автора. Конкретней.

— Во! А я что говорю! Послушай, Валера, мы тут посоветовались,…короче,… — он замялся, — в общем, тут скрыть что-то тяжело, сам понимаешь, — хата есть хата. Не будем же мы мужикам уши затыкать, в натуре. Когда ты вышел, на нас тут насели с вопросами. В общем, я объяснил, что тебе сегодня всякая хрень приснилась, ну что ты как будто в будущем живёшь. Да ещё в шкуре другого человека. И так достоверно приснилось, что ты даже про себя забыл, кто ты есть. Какие-то песни и стихи из будущего помнишь, а из жизни Валеры Бурого — ничего. Я попросил, чтобы на стороне меньше трепались, пока ты всё не вспомнишь. А то тут на зоне Бурого многие побаиваются, а как почувствуют слабину, захотят отыграться, мало ли что, сам понимаешь.

— Слабину!? Насколько я понял, Бурый в молодости боксом занимался?

— Он, пока не сел «по малолетке», на секцию бокса ходил несколько месяцев, — подсказал Карташ.

— Ну вот. Добавьте к этому ещё отличное владение приёмами боевого самбо, я там, …в той жизни, спецназ тренировал, — и я могу такую «слабину» продемонстрировать, — тут мало никому не покажется.

В камере стало тихо.

— Ну вот, ещё и самбо на нашу голову, — разрядил ситуацию Шпана, — чё, и в самом деле знаешь? Может покажешь какой приём?

— Могу, — Вадим выпрямился во весь рост, пошевелил могучими плечами, разминаясь, — но не буду! — Он сел на скамью у стола. — Уж больно я какой-то здоровый, там то я был немного полегче. А тут сила из меня так и прёт, боюсь, что могу кому-нибудь что-нибудь сломать нечаянно. Ну там, — руку, ногу, шею. Лучше без необходимости не пробовать.

— А спецназ — это что за хрень?

— Отряд специального назначения. Как бы вам объяснить популярнее… — Это подразделение, предназначенное для выполнения особых заданий. Там все бойцы должны владеть приёмами рукопашного боя, стрелять лучше других из разных видов оружия, ножи метать, ну и ещё много чего делать. Меня на год прикомандировали в распоряжение Уральского военного округа, — Вадим сочинял на ходу, стараясь быть максимально правдоподобным, — жил в Екатеринбурге, снимал квартиру, занимался спортивной подготовкой.

— Екатеринбург — это Свердловск? — Шпана удивлённо взглянул на Вадима, — я когда на свободе был в последний раз, видел как на куртках у стройотрядовцев было написано для понта «Екатеринбург» иностранными буквами. А ты то чё понтуешься?

— Переименуют официально. Не помню, в каком году. Но в двухтысячном, когда я там жил, уже будет Екатеринбург, а область так и останется Свердловская. Ленинград опять станет Санкт — Петербургом, а область останется Ленинградской.

— В двухтысячном! Ну ты даёшь! — высунулась с нижних нар чья-то усмехающаяся рожа. Но его тут же затолкали обратно двое соседей: — Потухни, Ржавый, не мешай, здорово Валера травит.

— А ещё что переименуют? — Шпана бросил злой взгляд в сторону возмутителя спокойствия и повернулся к Вадиму.

— Куйбышев опять станет Самарой, Калинин — Тверь. А больше что-то и не помню.

— Я чё-то не спросил, как там с кумом? Всё нормально? Поверил?

— Да. Ещё бы! Он вообще в шоке. Куда-то срочно вызвали, а так бы мы ещё долго беседовали.

— Да-а… Тут в натуре задумаешься… — Шпана почесал кудрявую макушку.

— Я как-то читал одну фантастику, — воспользовавшись паузой, вклинился в разговор пожилой зек, сидевший на нижних нарах с краю у стены, — там изобрели какой-то прибор, с помощью которого душа одного человека перепрыгивала в тело другого, который рядом находится. Может тут тоже что-то похожее?

— Меньше надо читать всякой х… ни, Дапа, — одёрнул его Карташ, — а то у самого крыша поедет. Хотя мне кажется, в природе что-то такое есть, чего мы не знаем. Как Бурому могло во сне присниться, что у нашего кума в Москве есть старший брат и сестра, когда мы здесь об этом ничего не слышали? Да что мы, — из начальства тоже вряд ли кто знает, как у него брата и сестру зовут.

— Я ему в деталях рассказал, как от станции метро «Кузьминки» дойти до квартиры брата, как эта квартира выглядит изнутри, всё: планировка, — окна, двери, кухня, туалет, как у брата дочку и жену зовут, как они выглядят. Как он не поверит, — добавил Вадим.

— Я представляю, как он обалдел! — Довольно заржал Шпана. — Выходит из хаты какой-то рецидивист, который в жизни нигде не был кроме Свердловска и Севураллага и рассказывает такие подробности!

— Слышь, бугор, — негромко обратился к Шпане Дапа, одевая на нос очки с замотанной синей изолентой дужкой, отчего сразу стал похож на умную сову из мультика про Винни-Пуха, — я что-то побаиваюсь, если у Бурого в голове непонятно что творится, где гарантия, что у него там не переклинит окончательно? Кинется на кого-нибудь, нам ведь его всей хатой не удержать. Может ему, от греха подальше, в санчасть лечь?

— Не, я не думаю, — Шпана посмотрел на Вадима, — скажи им, Валера, что у тебя даже и в мыслях нет кого-то трогать. Так ведь?

— Если меня никто не будет трогать, то и я никого не трону, — пожал плечами Вадим.

— Ага, тебя обидишь! — хохотнул сидевший на верхних нарах осуждённый с глубоким щрамом на правой стороне лица. — Забыл, как ты летом всю бригаду в реку загнал?

— Я же говорю, — ничего не помню! А что это за история? Расскажите, может чего вспомню.

Народ оживился. Событие прошлого лета, выбивающееся из колеи скучных и однообразных дней зековской жизни, сейчас, через несколько месяцев воспринималось с юмором и бахвальством, хотя в тот момент, когда оно происходило, всем участникам было явно не до смеха.

Шпану, начавшего рассказывать, постоянно перебивали дополнениями другие бригадники, тесным кружком обступившие сидевшего за столом Вадима. Некоторые дополнительные детали и уточнения вызывали дополнительное оживление и смех. Вадим, чувствуя себя главным героем, только смущённо улыбался.