Сергей Красов - Вторая попытка

Мало того, что здоровье уничтожил, так ведь и все самые крупные неприятности в жизни были связаны с неправильным и неумеренным употреблением спиртного. А сколько друзей и знакомых досрочно ушли из жизни по той же причине…

Сейчас на больничной койке Вадим недоумевал, почему до него дошло только сейчас, что можно было прекрасно жить без спиртного. Только недавно нашёлся врач, который спокойно по-мужицки доходчиво объяснил, что ему с таким здоровьем не то что пить что то спиртное, но даже и есть можно далеко не всё. Что печень находится на грани, за которой до цирроза не хватает только маленького толчка. А за циррозом неминуемо идёт рак печени, но до него уже можно и не дожить.

Где этот доктор раньше был? Хотя в молодости кто думает о том, какое здоровье будет у него в старости? Только самые умные, продуманные. Но таких в окружении Вадима практически никогда не было. Иногда появлялись среди сослуживцев и знакомых «белые вороны», которые сторонились регулярных застолий или пили понемногу, тщательно контролируя принимаемую дозу. Но к ним и отношение большинства было каким то пренебрежительным, мол это не мужик, а так себе… Вадим не помнил, чтобы кто то из таких трезвенников сделал головокружительную карьеру. Скорее наоборот, карьеру делали те, кто умел пить с нужными людьми в нужный момент. Что, кстати, Вадим не умел делать абсолютно. Он пьянствовал только с друзьями. Или с теми, кого считал друзьями.

Пьянство было и остаётся нормой жизни. Причём на всех социальных уровнях — от бомжей и до министров.

Мрачные размышления прервала молоденькая медсестра. Погремела возле койки Вадима штативами с колбами, перетянула жгутом ему руку повыше локтя и стала искать вену.

— А вот с венами у меня проблема, — сказал ей Вадим, доверительно понизив голос, — не подумайте, я не наркоман. Просто пережил однажды сильное желудочное кровотечение. Меня тогда неделю продержали на капельницах, причём вливали в обе руки круглосуточно, вот вены с перепуга и попрятались.

— Ай, найдём, не переживайте, — улыбнулась ему фея в белом халате, и действительно, с первой попытки попала куда надо. Подрегулировала скорость капель в системе и, грациозно ступая походкой манекенщицы, удалилась из палаты. Машинально упёршись взглядом в стройную фигуру ниже талии, Вадим глазами проводил её до двери и прикрыл веки.

«Были и вы рысаками когда — то…», — вспомнились слова старинного романса. Сбросить бы лет тридцать… Хотя сейчас уже не до молоденьких женщин. Судя по всему, пора присматривать место под берёзкой на ближайшем кладбище с видом на окрестности поживописнее, чтобы родственникам было приятнее тебя навещать, подольше посидеть, выпить…

Что происходит на кладбищах в родительские дни, особенно на Радуницу, Вадим знал не понаслышке. Пока он служил за Уралом вдалеке от родных мест и от могил предков, эта тема его мало интересовала. Хотя временами накатывала обида на судьбу, что в родительский день и сходить то некуда.

Два года назад Вадим с семьёй наконец перебрался с опостылевшего Урала в Беларусь, которую считал своей родиной. Хотя родился он в Смоленской области, но все самые яркие воспоминания детства и юности были связаны с этими краями. Здесь под Витебском в далёком детстве он проводил почти все летние каникулы. В деревне Узварцы, которая в настоящее время вошла в состав агрогородка Новка, жили родители его матери — дед и бабушка. Все многочисленные двоюродные братья и сёстры, с которыми Вадим вместе вырос, до сих пор так и жили здесь, постаревшие, обзавёдшиеся детьми и внуками.

Нет уже давно деда с бабушкой, здесь же похоронена мать Вадима, рядом с ней погибшая в молодости его сестрёнка Лилька, два брата матери, его дядьки.

На Радуницу, посетив сначала могилы родственников разбросанные по разным кладбищам, вся родня собиралась у родоначальников деда и бабушки на кладбище в центре посёлка Новка. Так как большинство уже успело причаститься, выпив за упокой предков, участники мероприятия очень быстро забывали о главной причине, заставившей их здесь собраться. Тем более, что многие только здесь и встречались раз в году, хотя и жили недалеко друг от друга. Родственники делились на небольшие группы, — по возрасту, по интересам, кое-где уже раздавались взрывы смеха. В общем, печальное поначалу мероприятие постепенно перерастало в весёлый пикник на свежем воздухе. Как то само собой забывалось, что действие происходит на кладбище. Наиболее стойкие в сумерках перебирались на ближайшую квартиру, где веселье продолжалось уже без оглядки на предков.

Последние годы жизни на Урале Вадим из спиртного употреблял только пиво

Переехав в Беларусь, Вадим был вынужден отметить это событие с каждым из своих многочисленных родственников отдельно, иногда в различных сочетаниях.

А так как большинство белорусов пиво вообще не признавали спиртным напитком, пришлось подстраиваться под интересы собутыльников. В результате через полгода пошатнулось и без того не очень крепкое здоровье. Особенно донимал камень в желчном пузыре, который был обнаружен в организме Вадима около семи лет назад. Раньше он Вадима особо не беспокоил, да и мнение врачей делилось поровну. Одни — за то, что камень надо удалять немедленно, другие, наоборот, убеждали, что в организме ничего лишнего нет, поэтому желчный пузырь, который в таких случаях удаляется вместе с камнем, лучше сохранить. И только здесь в Витебске один из врачей сказал Вадиму, что наличие камня в желчном очень быстро изнашивает поджелудочную, развивает панкреатит, что в свою очередь делает оставшуюся жизнь очень болезненной и короткой. Тем более, что другие органы тоже изрядно подпорчены бурной молодостью и ненормированным рабочим днём. В пятьдесят шесть лет — полная развалина.

В этот раз Вадим был настроен решительно на операцию. Тем более, что живот разрезать не требовалось. Обещали удалить камень через прокол в брюшине, точнее в таких случаях делают четыре дырки. Операции Вадим не боялся, смущало только, что делают её под общим наркозом.

В прошлый раз, когда Вадим лежал в больнице на обследовании, его соседом по койке был одноногий общительный мужик одногодок по имени Юра, который рассказывал ужасы про общий наркоз. Точнее про его заключительную часть, когда больной просыпается после операции.

— Представляешь, — делился опытом Юра, — ты просыпаешься, сознание работает, всё слышишь, а пошевелиться не можешь, лежишь, хлопаешь глазами как кукла, в рот засунута трубка прямо в лёгкие, воздуха не хватает. Этот аппарат из тебя весь воздух высасывает, в какой то момент ты начинаешь задыхаться, почти теряешь сознание и чувствуешь, как потихоньку воздух начинает прибывать. И так минут тридцать — сорок. Сёстры ходят вокруг. Разговаривают о чём-то личном, на тебя ноль внимания. Хочется им крикнуть: « Вы что, суки, не видите, я задыхаюсь?!», а сам даже пальцем пошевелить не можешь. Такая злость на них, кажется, убил бы всех! А потом, когда всё заканчивается, осознаёшь, что всё позади, и на радостях всех прощаешь. Есть там ещё один неприятный момент, когда действие лекарства заканчивается, — отходняк, тошнит, можешь поблевать, но это недолго, — несколько минут. После хорошей пьянки бывает целый день в таком состоянии, так что это мелочь.