Борис Орлов - Цвет сакуры – красный [litres]

© Орлов Б.Л., 2019

© ООО «Яуза-Каталог», 2019

Беспорядочно хлопали китайские винтовки, но вдруг их суетливую трескотню прорезал злобный рык пулемёта. Красноармеец Исиро Танака с уважением скосил глаза на своего командира и друга, первого номера пулемётного расчёта, командира отделения [1] До введения в 1935 году личных званий в РККА должностное звание, примерно соответствующее сержантской должности. Ворокофу. Его фамилия произносилась не так, но Исиро – не береговая обезьяна и не умеет произносить это свистящее «л» и эти странные согласные без гласных. Впрочем, Ворокофу не обижается. Ведь главное в человеке совсем не язык и не произношение. Главное – верность долгу, верность дружбе, верность великим принципам Маркса, Ленина, Сталина и, конечно же, Божественного Красного Императора, чья мудрость озаряет и Японию, и Советский Союз, и весь мир!

Белокитайские собаки, очухавшись после пулемётной очереди, снова открыли яростный, но бестолковый огонь: Сева-сан нашёл замечательное укрытие – глубокую ложбинку, которую они ещё углубили в две сапёрные лопатки. Так что теперь…

В этот момент прямо по гребню каски Танака с противным «дзюр-р-р-р» чиркнула пуля. Исиро невольно поёжился и тут же снова глянул на своего друга и старшего товарища: не заметил ли Сева-сан, что ему так страшно? Кажется, не заметил. «Хочу быть убитым. Хочу быть убитым», – зашептал Танака про себя. Конечно, верить во всякие приметы и наговоры недостойно члена КИМа, но ведь все знают, что судьба никогда не выполняет желаний человека. Так что, если просить её о смерти – останешься жив. Этому несложному трюку Исиро научил старый одноногий милиционер из его деревни. Он потерял ногу ещё под Порт-Артуром, когда подлый русский царь стравил два братских народа в бессмысленной войне, и безумные империалистические генералы с обеих сторон гнали своих обманутых солдат на бойню. Впрочем, уже тогда Божественный Император помогал русским революционерам. И русские братья вернули этот долг: когда в Японии начались коммунистические выступления, именно русские посылали Партии деньги и переправляли оружие. А когда коммунистов возглавил сам Божественный Красный Император…

Исиро задумался, а руки его машинально наполняли патронами пулемётный диск. Ведь это будет плохо и подло, если Сева-сан протянет руку за новым магазином, а у второго номера не окажется наполненного патронами диска. Сержант Ворокофу ничего не скажет, только выругается, но Исиро сам не готов подвести товарища. Тем более такого товарища!

Ворокофу ничего не боится. Ещё бы! Он сам рассказывал как-то, что его уважаемый отец прошёл три войны! ТРИ!!! Разве может сын такого отца бояться каких-то там китайских бандитов, этих проклятых мандаринов? Не может! Ясно, что такой уважаемый отец воспитал сына настоящим воином. И теперь Сева-сан бестрепетно смотрит в лицо смерти, несущейся в него на китайских пулях.

Исиро так не может, потому что отец воспитывал его простым крестьянином. А сам он за всю свою жизнь до самой службы в армии ничего такого не совершил. Ну схватывался несколько раз с жандармами и один раз даже убил одного из них. Не зря ведь он занимался в коммунистической школе карате. Но только одно дело – ударом ноги убить, другое – вот так лежать и спокойно стрелять под пулями китайских собак…

Исиро решительно приподнялся из ложбинки и быстро огляделся. Он тоже должен быть храбрым, как его лучший друг Сева-сан…

…Господи! Страшно-то как! Отчаянно давлю на спуск – от грохота «дегтяря» закладывает уши. Странно, ведь в армии кажись, из пулемёта настрелялся от души, и хорошо помню – от того, правильного, звука в ушах не звенело. Удивительно, патроны-то одинаковые, а вот поди ж ты! А-а, чёрт! Аж зубы сводит от этого грохота!

Если бы мне кто три года тому назад сказал, что я окажусь в Маньчжурии и вместе с японцами буду отстреливать китайцев, – не, даже не смеялся бы. Просто вызвал бы такому скорбному головушкой ангелов в белых халатах, да сам же душевно и попросил бы работников Минздрава потщательнее этого бедолагу из запоя выводить. Потому как ничего другого, кроме запоя, это быть не может: такое даже для шизы крутовато. Но вот же ж гадство: лежу сейчас на пузе, вжимаюсь в землицу маньчжурскую и отчаянно пытаюсь нащупать очередного китаёза. И нащупаю, разумеется.

Только бы не показать своему второму номеру – симпатичному парню Исиро Танака, насколько мне страшно. Японец, понятно, ни черта не боится. Ну так! Мало того что он – японец, так ведь ещё рассказывал, как в двадцать седьмом участвовал в боях с полицией. Ничего так себе бои: на них – с винтовками и револьверами, а они – с голыми руками. Нормально, да? Нет, их там в школах карате коммунисты поднатаскали, но все равно. «Распрыгались кузнечики, с голой пяткой – против шашки», – как говаривал Василий Иванович…

Сюда бы папаню. Нет, не в том смысле, что я желаю ему зла – наоборот: добра и только добра! Отца я люблю. Как умею, понятно, но зато честно и искренне. Просто отец здесь оказался бы в привычной обстановке: он в своё время повоевал много и всерьёз. Ещё во время срочной службы в Советской армии угодил в Афганистан, а потом ухитрился дважды побывать добровольцем. В Приднестровье и в Югославии. И воевал там умело и хорошо. Так, что враги не жаловались. Вернее, наоборот, жаловались… Тьфу ты, запутался! Но, во всяком случае, на отдых в Хорватию мы с ним никогда не ездили, потому как его там ждал суд и то ли тюрьма, то ли просто взвод возле стенки. Или верёвка с петелькой. Сильно на него хорваты обиделись. Впрочем, как и словенцы с боснийцами. Так что ему бы там уж точно не понравилось. А вот тут он был бы в своей среде. По крайней мере, мне так кажется. А вот мне тут совсем не нравится! Хотя я тоже срочную на Кавказе служил и кое-чего повидал…

Э-эх, опять эти белокитайцы задёргались. Ну-ка, молодчики, давайте-ка поближе… Во, вот так! Ну-с…

Пулемёт выдал длинную, на полдиска, очередь. Несколько китайцев ткнулись лицами в сухую глинистую землю. Исиро Танака и Всеволод Волков переглянулись, и вновь каждый позавидовал отваге и смелости товарища…

– О боже!

Всеволод Волков тяжело приподнялся на постели и со стоном завалился назад. Завозился, отчаянно пытаясь найти такое положение, при котором голова будет болеть меньше. Не нашёл и бросил в пространство риторический вопрос: