Михаил Ланцов - Восточная война

Целый зал телефонистов работал круглосуточно для обеспечения непрерывной связи с войсками, наблюдателями и тыловыми службами. Специально выделенные офицеры наносили сведения о текущем положении дел на большую карту местности специальными заколками. Где какие части стоят. Их передвижения. Их состояние. На нескольких, висящих рядом информационных досках мелом отмечали запасы снарядов, патронов и прочего, а также их расход. И так далее, и тому подобное. Отсюда – из штаба корпуса можно было видеть больше, чем откуда бы то ни было. И управлять, отдавая приказы и получая рапорты. Это и сдерживало Павла Карловича от иррационального жжения – рвануть в траншеи и на все посмотреть своими глазами.

— Господин генерал, — щелкнув каблуками, сообщил подошедший офицер. — Японцы завершили накопление.

— Ясно, — кивнул Ренненкампф. И достав носовой платок, промокнул лоб. Выстоит оборона или нет? Вопрос. Там, на Ялу, все было очевидно. А тут? Первая проверка боем новой концепции…

Японцы поднялись и быстрым шагом двинулись вперед. Редкими, глубоко эшелонированными цепями, дабы снизить вред от стрелкового огня. Но с фронта почему-то не стреляла пехота. Вообще. Только короткоствольная артиллерия русских продолжала мерно и вдумчиво работать шрапнелью.

И вот, примерно в пятистах метрах от наблюдаемых пехотных траншей, они столкнулись с первым неприятным сюрпризом – проволочным заграждением. Оно было не сплошным, а с проходами. Вот туда солдаты и устремились самым естественным образом. Но ровно для того, чтобы попасть под жесточайший пулеметный огонь. Станковые пулеметы русские разместили в дзотах таким образом, чтобы с фронта они были ненаблюдаемыми. А три наката бревен и хороший слой земли позволяли надеяться, что прямое попадание чем-нибудь калибром в три-четыре дюйма с первого раза это укрепление не расковыряет. Проволочные же заграждения были организованы таким образом, чтобы проходы в них формировали коридоры, удобные для продольного прострела из этих самых дзотов. Чем пулеметчики и занялись…

Как несложно догадаться – первый такой натиск ничем хорошим для японцев не закончился. Второй тоже… Так, на колючей проволоке под пулеметным огнем к исходу 31 марта наступательный порыв армии Оямы иссяк. Чудовищные потери заставили его остановиться и начать искать альтернативные варианты. Продуктивность гаубичной шрапнели была намного выше, чем у пушечной из-за особенностей разлета пучка готовых поражающих элементов. Что усугублялось фланкирующим огнем пулеметных дзотов. Японская пехота может быть и попыталась прорываться не только по готовым коридорам в проволочных заграждениях, но им проделывать проходы было нечем…

— Этого не может быть! — возмутился Бисмарк, когда ему сообщили о произошедшем. Благо, что германские наблюдатели находились в составе японской армии. Как частные лица, разумеется.

— К сожалению, это так, — мрачно сообщил его сын, Герберт.

Бисмарк, благодаря своевременным усилиям Николая Александровича смог сохранить свой пост канцлера, пусть и прогнувшись под нового кайзера. А вместе с ним усидели на своих местах его ставленники, в частности сын, выполнявший, как и прежде, функцию министра иностранных дел.

— Как русские силами двух дивизий удержали наступление такой толпы японцев? Это абсурд!

— А как англичане при Роркс-Дрифт смогли силами полутора сотен устоять перед четырьмя тысячами? — пожав плечами, задал встречный вопрос Герберт, намекая на сражение времен англо-зулусской войны 1879 года. Тогда крохотная горстка британских солдат смогла успешно обороняться в течении двух дней от более чем в двадцать раз превосходящей толпы зулусов. Причем зулусы эти далеко не все были вооружены по туземному обычаю, хватало и таких, которые использовали трофейные английские винтовки. И не только устояли, но и вынудили зулусов отступить, убив им до четверти личного состава.

— Но зулусы же дикие туземцы! — воскликнул Отто фон Бисмарк.

— А японцы -- нет?

— Их обучали наши инструкторы!

— И что это изменило? — фыркнул Герберт. — Ну одели их в приличную форму и научили ходить строем. А дальше-то что? Разве это сделало из японцев хороших солдат? Маленькие, дохленькие, дикие… С тем же успехом мы могли вооружить обезьян.

— Обезьяны не платят золотом, — мрачно возразил Бисмарк-отец.

— Только что…

— Ты думаешь, что все настолько плохо?

— Телеграммы, которые я получил, не спешат обнадеживать. Японцы не смогли даже прорваться к траншеям. За два дня боев они потеряли около сотни орудий и многие тысячи ранеными да убитыми.

— И что теперь?

— Они ждут, пока подтянется тяжелая артиллерия и подкрепления. Новых наступлений на подготовленные русские позиции, по опыту сражения при Ялу, повторять не станут. Вот орудия подтянут. Постреляют. И уже тогда – попробуют свои силы заново.

— Да уж… попробуют… — задумчиво произнес Бисмарк-отец. — Нужно что-то предпринять. Сами они очевидно не справляются. Если русские перебросят в Маньчжурию еще три-четыре дивизии Имперской гвардии, то раздавят их играючи.

— Надо, отец. Надо. Россия должна проиграть эту войну. Сейчас слишком многие смотрят на то, как и что там закончится. Испанцы, сам знаешь, открыто с русскими дружат, после того, что они для них сделали. Если бы не император, испанцы бы позорно проиграли войну с этими дикими штатами.

— Знаю, — кивнул Отто. — Это все знают. Сам же рассказывал, какие страсти творились в Вашингтоне. Только что это меняет?

— А ты еще не слышал? Ходят слухи, что испанцы с русскими начали обсуждать проект коренной модернизации испанского флота и армии.

— Так испанцам нечем платить!

— Это пока еще не точно, но, опять-таки по слухам, в качестве платы обсуждается аренда Кубы и Филиппин на полсотни лет.

— Этого еще не хватало!

— А ведь на Россию смотрит не только Испания. В той же Италии все очень непросто. Император, несмотря на наши успехи, не успокаивается и продолжает свои попытки склонить нового короля на свою сторону. А ведь тот женат на Ксении, сестре императора. И если сейчас король не знает, что делать, то после того, как Россия победит, может склониться к сотрудничеству…

— Но не вступать же с ними в войну самим!

— Разумеется, отец. Сейчас, мы к этому не готов. А даже если бы и были, то зачем? Война будет большой и сложной. Чем ее окупить?

— Твои бы мысли да в голову этому бесноватому… — тяжело вздохнул Отто фон Бисмарк, скосившись на портрет кайзера Вильгельма II. Устало потер лицо ладонями. И продолжил беседовать со своим сыном… то есть, министром иностранных дел, обсуждая сложившуюся диспозицию и возможные шаги Германии для исправления ситуации.