Александр Забусов - Феникс

Когда богатая бюргерша во всеуслышание объявила местному бомонду о своем отъезде по делам, сладкая парочка решила, что время пришло. В вечер перед поездкой Отто подсыпал в старухино питье лошадиную дозу снатворного, а когда та заснула, стащил ее в подвал дома. Пока копыта не откинула, уложил на пол, прямо в центр нарисованной ею же пентаграммы, и, воспользовавшись затертой книжонкой благодетельницы, провел ритуал, концовкой которого было отчленение от тела головы ведьмы. Сожитель балдел, нажравшись эманаций. Сразу явно подрос, так как пищей оказался и ему подобный старый козлина, живший в теле у колдуньи.

А жизнь-то налаживалась! Тетка, «уехав», не возвращалась. Отто Хаймбах, переехав на новое место жительства, стал учиться в университете Лейпцига. Правда, связавшись с плохой компанией, бросил учебу. Но и компания скоро распалась, гм… по причине непонятных смертей ее членов. Военная карьера спасла положение. И вот теперь…

При пересечении чужой территории с земли загавкали зенитки противника, но стреляли не точно, без толку изводя боеприпасы. Общая масса самолетов довернула к Москве, а их «юнкерс» взял курс на Химки. Через минуту полета штурман подал сигнал «Внимание». Майор уже и сам заметил внизу огонь от костров и слабое, прерывистое мигание фонаря. Потом был прыжок. Купол парашюта, раскрывшись, потоком воздуха сносился в сторону от площадки с кострами. Ну, это нормально. В случае чего будет время приготовиться к бою. Такой вариант Хаймбах тоже не исключал.

Приземлился в глубокий снег, уже понимая, что группу разбросало. Парашют тут же затоптал в снег, нагреб на него сверху сугроб. Неудобная красноармейская шинель, длинная и в некоторых местах сковывающая движения, выбивала из колеи. Как эти русские в них воюют? Определился с направлением и, торя снег всем телом, путаясь в полы длинной одежды, минут через сорок вышел на точку встречи. Его встретили двое агентов Абвера и фельдфебель Майнингер с пятью солдатами. Один из чужих обратился на немецком языке и тут же огреб порицание:

— На территории противника всем говорить на его языке!

Неписаный закон батальона.

— Что у вас?

— Все тихо…

Группа собиралась в течение полутора часов. Не критично. Никто не разбился, не потерялся, не вывихнул ноги. Нагруженных, словно мулы, диверсантов проводник вывел на маршрут. Вел уверенно, и потому уже поздним утром диверсанты были в нескольких километрах от объекта…

Из сельсовета вышли с поклажей ближе к полудню. Оборонное ведомство в своем репертуаре, особо заморачиваться не хотело, отправило передачку на адрес ближайшего населенного пункта, куда обычно продукты для подразделения доставлялись, отзвонилось, чтоб забрали, и успокоилось. Дальнейшие проблемы на командире. Вот и обеспечивай «самовывоз», если не в меру умный, что в такое тяжелое для страны время имеешь наглость отвлекать по пустякам. Дороги замело, продукты подвозили раз в две недели. Савраска, тащивший колхозные розвальни, вполне справлялся с такой задачей, но из-за пары-тройки мешков председатель скотину гонять не будет.

Иваньково вполне себе приличная деревуха. Правду сказать, в ней кроме председателя и пятка старых перцев только бабы, детишки да старухи остались. Мужиков война словно метлой вымела. Уже почти у околицы напарник закряхтел, и Каретников, успевший хорошо изучить свой контингент, понял, сказать что-то хочет да не решается перечить грозному командиру.

— Чего хотел, Петрович?

— Товарищ лейтенант, вон дом за крашеным забором…

— И что?

— Кума моя там обретается. Морозно. Зайдем, чайком угостимся?

Глянул в указанную бойцом сторону. Хмыкнул. Зайти-то можно, действительно мороз задрал, только… Его взгляд соскользнул с добротного забора, прошелся дальше по улице, заканчивающейся ивовым невысоким плетнем. Крайний домишко за ним отличался от добротных деревенских построек. Почти крохотная беленая хибарка, прикрытая от посторонних глаз деревьями в палисаде, по зимней поре стоявшими с оголенными ветвями, всем своим видом выбивалась из ряда добротных соседних срубов. За плетнем маячила старушенция, глазом сверля двух прохожих. Не видать, чтоб кто-то протоптал в снегу дорожку к калитке.

Михаил доверял своей чуйке, поэтому, когда осознал, что его как магнитом тянет в ту сторону, прокачал свои чувства на предмет опасности. Вот как раз чуйка и молчала, а на разум пытались оказать воздействие, аккуратно приглашая подойти, пообщаться.

— Ты иди, Петрович. Времени даю тебе час. Успеешь полялякать?

— Да как же… Товарищ лейтенант… Холодно ведь!

— У меня тоже дело нарисовалось. Мешки во дворе положить можно?

— Конечно. Заносим…

Складывая мешки за воротами, попутно были «обласканы» лаем дворовой собаки. Поздоровавшись с вышедшей на крыльцо хозяйкой, женщиной преклонного возраста, Михаил, прикрыв за собой калитку, снова вышел на пустую улицу, прямиком направился к крайнему дому.

— Здравствуйте, уважаемая! — натянув на лицо улыбку, поздоровался с женщиной, по виду древней старушенцией, в пуховом платке на голове, опрятно одетой.

Ответная улыбка на морщинистом лице не добавила привлекательности старой карге. Оно и понятно, не девочка, кожа цвета старого пергамента не умиляла.

— Заходи в дом, гостенек. Печь с утра протопила, погреешься, защитник ты наш дорогой!

— Гм! Спасибо за приглашение. Воспользуюсь.

Внутри «избушка» была аж из цельной одной комнаты. Здесь и печь, и стол у окна, кровать с прикроватным ковриком на стене, с классическим оленем на фоне леса, буфет и… пучки связанных трав, развешанных на веревках под потолком. Действительно, в хате тепло от натопленной печи.

Ну, что ж, раз зазвали… шинель снял, шапку повесил на один из гвоздей вбитых прямо в стену рядом с дверным косяком.

— Присядь, борщом накормлю.

— Щами?

— Ха-ха! Нет, настоящим борщом, какой любишь.

Интересно девки пляшут. Ведьма, что ли?

Словно подслушав не озвученный вслух вопрос, проговорила:

— А тож, самая настоящая ведьма и есть. Во всяком случае, местные так за глаза величают. Испужался? Хе-хе! Что-то не похоже.

— А ты, значит, не местная?

— Пришлая. Как девкой здесь осела, так доси и хоронюсь. Да, ты ешь-ешь! Не боись, не изведу…

По столу подвинула миску ближе к Михаилу.

— Да, и чего изводить-то? Рубаха твоя и так вся дырявая.

Каретников невольно глянул на ткань своей гимнастерки. Смех, больше похожий на карканье вороны, заставил взять себя в руки и не поддаться искушению надерзить. Отсмеявшись, старая тоже успокоилась.

— Вижу, могешь в узде себя держать. Хто ж т-тя, милай, так… что себя поберечь не можешь?

Михаил не ответил, сидел и с аппетитом наворачивал действительно вкусный борщ. Это что? Бабанька на его ауру намек сделала? Действительно ведьма! Чего темнить, можно слегка рассказать, что случайно из другого времени сюда попал, а при этом, наверное, и дыру в ауре заработал. Может, чего умного присоветует?