Александр Забусов - Феникс

Ду-ду-ду-ду!

— Ох ты, прыткий какой!

Ду-ду-ду-ду!

— Сейчас.

Ду-ду-ду!

— Сейча-ас. Все, аут! Но таскать тебя уволь. Тяжел больно! Ну что? Пора ребят навестить.

Здание аэродрома обежал полукругом, каждую секунду ожидая из кустов выстрел. Растительность с этой стороны создавала затишье от ветра. Все поросло кустарником. Как раз все это и затрудняло обзор. Вот и угол строения, он на фоне снега отличен особой чернотой. Сарай сараем! Шагнул к нему. Выглянул. Из-за разлившегося из бака остатка керосина, горевшего, казалось, прямо из земли, создавался эффект подсветки некоторого пространства. Хорошо виден бок самолета с проемом двери. К ней сейчас не подойти из-за языков пламени, раздуваемых ветром. Отметил затык в выверенном плане немецкого командира. Двое советских диверсов, опять же при помощи подсветки, окучили немцев со стороны степи, добившись потерь у врага, и сейчас, маневрируя средь пасмурной, безлунной ночи, вели беспокоящий огонь. А вот партийцы действительно оттянули на себя малую толику бойцов вермахта, уж дюже место, из которого выпустили по паре дисков патронов, было удачно, потому-то и шугнули их с него. Кому понравится, когда отморозки походя в спину стреляют? По убогости и неумению, может, и не подстрелят никого, но ведь по нервам штырит. Михаил улыбнулся своим таким мыслям.

Со скрипом отворилась дверь, находившаяся прямо под фонарем, закрепленным на стене. Невидимый им немец высморкался. Услышал, как он позвал кого-то:

— Эй, Руди!

Отклик последовал из-за ближайшего дерева.

— Чего тебе?

— Сходи, передай капитану, через десять минут встречаем самолет. Пусть зеленой ракетой укажет направление посадки.

— Добрая весть.

Дверь снова захлопнулась. Охранявший радиста солдат правильно выбрал место наблюдения за подконтрольной территорией, вот только шагать к командиру ему пришлось мимо угла, где находился Каретников.

Михаил спиной прижался к бревенчатой стене, отведя руку с ножом к левому плечу на уровне подбородка, даже дыхание затаил. Как только едва угадывавшаяся тень человека своей нижней частью поравнялась с отметкой кромки угла, рука спущенной пружиной распрямилась в локтевом сгибе. Клинок, пробив кожу и плоть шеи, застрял в позвонках. Ни крика, ни стона. Заволок труп за угол, уложил у нижнего венца. Теперь бы поторопиться!

Радиста упокоил одним выстрелом из ТТ, ворвавшись в незапертую дверь. Мужчина с мощным торсом, сидевший за столом, заставленным радиоаппаратурой, успел дернуться к автомату, но получив пулю между бровей, откинулся на спинку стула. Теперь в тылах никого и можно пошалить. Выбравшись на оперативный простор, с чувством большого удовлетворения наконец-то воспользовался карманной артиллерией, словно при преодолении полосы препятствий приседая, перекатываясь, а то и плюхаясь на живот, заслоняя голову прикладом, куда считал нужным бросками «сеял» гранаты. Взрывы следовали один за другим, вычеркивая из списков живых тех, кого судьба до этой ночи хранила на этой войне. Не сбавляя темп передвижения, прошелся контролем из переброшенного из-за спины автомата.

Ф-фух! Взопрел даже!

Присев, проорал в сторону притухавшего костра:

— Живые есть? Отзовись!

Отозвались:

— Кто спрашивает?

— Апраксин! Все, можно покинуть борт!

— Точно?

— Точнее не бывет! Быстрей давай! Сейчас немцы свой самолет сажать будут. Нужно зеленую ракету пустить и встретить как полагается!

Керосин почти выгорел, оставив темную, широкой дугой раскинувшуюся блямбу. Спрыгнув на это пятно, парняга — Каретников узнал в нем Синельникова — принял на руки еще двоих человек, явно раненых, но живых. Он обернулся, произнес в лицо их спасителю:

— Встречать некому. Нас всего трое осталось. Остальные…

Твою ма-ать! Сколько народу положили! Заверил:

— Ничего, встретим! Для этого много ума не нужно.

Он действительно знал, что делать. Пришлось снова рысачить, потроша одежду и шмоная подсумки немцев. Гул в небе предупредил о подлете чужого самолета. Ну, где же?..

Наконец-то нашел, что искал. Ракетница и толстые цилиндры патронов к ней. Не обращая более ни на что внимание, дал деру в степь, но далеко не отбегал. Остановился. Примерился. Вроде бы с этого места будет как раз нормально. Под нужным углом выстрелил в направлении хибары, добился результата. Летчик, судя по всему, заметил целеуказатель, сделав полукруг, пошел на посадку.

Михаил снова произвел выстрел. Снова ракета зеленым огнем указала путь на посадку. Летчик по подсказке сбросил обороты и направил машину прямиком… на высокие кроны деревьев, от ветра загородивших строения. Пропеллеры обоих моторов рубанули толстые ветви, запнулись об них, а крылья будто в стену ударились, сламывая и куроча плоскости. Самолет, дав козла, рухнул прямиком на избу, производя звуковой гвалт.

— А шуму-то! — констатировал плоды дела рук своих Михаил. — Тем не менее писец котенку, больше срать не будет. Теперь остается только проверить, не выжил ли кто из летунов…

Оно так всегда и бывает, если начнется дело через пень-колоду, то потом так и тянется, пока кто-то не внесет в него определенный неучтенный фактор. Их всех, тех, кто выжил, снова перебросили в Москву. По прилете разоружили. Кто был ранен — отправили в госпиталь, кого лишь царапнуло слегка — рассадили по «уютным» помещениям с решетками на окнах. Пошло дознание! Будто именно они, те, кто летел в самолете, в первую очередь виноваты в случившейся диверсии. Натянув на лицо маску среднестатистического жителя этого времени, сделав поправку на свою возрастную внешность, Каретников охотно сотрудничал со следаком. Практически по минутам пришлось восстанавливать картину посадки и боя. Потом снова и снова повторять сказанное, плюсуя ощущения и собственные домыслы. Он лишь однажды приоткрылся, слив допрашивающему «контрику» мысль о том, что у всей этой катавасии «ноги растут» в штабах двух управлений. По тому, как лицо дознавателя на миг сморщилось, понял, что этот вариант и у них основной. Зачем же их мурыжат? Кругом война… В камере допер. Целиком сложившаяся еще до войны система не сбоит до сих пор. Народ как работал по старинке, так и работает. Поэтому нужно терпежу набраться и ждать, пока основная волна пройдет и их, как мелочь, как пушечное мясо, не отбросит этой волной в сторону, чтоб снова послать на передовую.

В общем-то так и произошло. Полторы недели мурыжили, а еще на две про них забыли. Потом прибывший представитель их командования общим чохом всех забрал из кутузки. Родное управление встретило неласково. Перетасовало и направило по другим отделам. Не успев представиться, Михаил получил новое назначение. Подполковник Феоктистов, глядя ему в глаза, определил место будущей службы: