Андрей Величко - Чужое место [litres]

– А вот ваши планы по поводу упорядочения торговли водкой у меня такого отторжения не вызывают, – продолжил я. – Подготовьте, пожалуйста, развернутый доклад на эту тему, недели через три мы с вами его обсудим.

Витте воззрился на меня с довольно-таки ошалелым видом. Так он, выходит, до сих пор ни с кем не делился своими соображениями относительно введения винной монополии? Как-то оно не очень удобно получилось. Хотя, с другой стороны, император что, не имеет права читать мысли своих министров? Да он их просто обязан насквозь видеть! Причем без всякого рентгена. В общем, ничего страшного, Сергею Юльевичу подозрения о моих экстрасенсорных способностях пойдут только на пользу.

В самом конце года, когда на мне без следов зажили все болячки от падения с мотоцикла (а туберкулеза и вовсе не нашлось), пришло письмо из Штатов, от Колбасьева. В нем вице-директор Русско-американской геолого-технической компании жаловался на жизнь и просился на волю, то есть домой, в Россию. И намекал, что он тут уже в свободное от добывания денег время изобрел кое-что интересное, но описывать это в письме не хочет – мало ли кто его прочитает.

Вообще-то я и сам об этом подумывал, ибо то, ради чего Колбасьев отправился в Америку, было в общих чертах завершено. Организационный период, когда надо было принимать нестандартные решения, искать наиболее выгодные пути вложения полученных средств, да еще и отбиваться от конкурентов, причем далеко не всегда законными способами, закончился. Сейчас начиналась рутина. Тоже очень важная, но требующая от руководства несколько иных талантов.

Компания мало вкладывалась в саму добычу золота. Только в Номе ею разрабатывались несколько участков, причем не самых богатых, а в Редстоуне и на Клондайке – ни одного. Стратегия добывания денег строилась несколько иначе.

Сначала разведка и покупка максимального количества участков. Разумеется, по бросовым ценам, а то и вовсе бесплатно – местное законодательство в определенных условиях такое позволяло. Правда, для этого приходилось содержать штат подставных лиц, но расходы на них окупались быстро и многократно.

Затем следовала мощная рекламная кампания в прессе. К моменту освоения Клондайка Колбасьев уже набрался опыта, так что золотая лихорадка там получилась куда более впечатляющей, чем в знакомой мне по прошлой жизни истории. Золотоискатели хлынули потоком, а компания благородно взяла на себя снабжение их всем необходимым. Правда, по ценам, которые язык не поворачивался назвать иначе чем грабительскими, но зато в кредит. Под двадцать пять процентов годовых и под залог купленного должником участка.

В результате половина участков за первый год сменила как минимум трех хозяев, каждый из которых приносил немалую прибыль компании. А потом приходили серьезные игроки и начинали промышленную добычу, но непременным условием их появления было согласие с тем, что снабжение приисков продолжает осуществлять компания Маурера – то есть, если немного точнее, Жени Колбасьева, а совсем уж точно – моя. На этом тоже можно было делать неплохие деньги, но такой сравнительно спокойный способ их добычи быстро наскучил бывшему мичману.

Ну что же, подумал я, Евгений прав. Отправлю к нему на стажировку человека четыре и дам полгода на решение, кого из них оставить вместо себя. А потом – ждем-с! Действительно, сейчас в России хватает дел для толкового инженера.

Кстати, интересно: а что он такое придумал? Наверное, что-то в области радио. Хотя парень он с довольно нестандартным мышлением, так что вполне мог отметиться в какой-нибудь и вовсе неожиданной области. Ладно, пусть готовит смену и едет домой, а я пока проведу указ о его награждении. Владимир третьей степени, пожалуй, будет в самый раз. Причем с мечами – вот уж пострелять в процессе обеспечения правильного порядка на приисках Евгению пришлось как бы не больше, чем иным офицерам за всю турецкую войну.

Тысяча восемьсот девяносто третий год начался для меня с известия о том, что супружеская пара Семецких перебирается из Франции в Германию. Сведения об этом я получил сначала от Рогачева, который данный переезд инициировал, потому как во Франции толклось больно уж много русских, причем принадлежащих к высшему свету, что ставило под вопрос дальнейшее сохранение инкогнито молодых супругов. А потом от кайзера, ибо разведка у него работала не так уж плохо и он знал, что на самом деле господина Юрия Михайловича Семецкого зовут Георгий Александрович Романов. Правда, кто такая его жена, он был не в курсе, но ему знать подобное и не обязательно. Имеющихся у Вилли сведений было достаточно для того, чтобы обеспечить молодым супругам негласную охрану, а больше в этом вопросе я от кайзера ничего не хотел.

И, наконец, пришло письмо от самого Георгия. В нем брат довольно тактично, чего я от него совсем не ожидал, извинялся за то, что пошел на поводу своих чувств и не смог противостоять обаянию Марины. Потом сообщал, что у них все хорошо, но он не может позволить себе быть приживалкой при жене, ибо отлично понимает, кому на самом деле неофициально платится великокняжеское содержание. Поэтому он решил сначала обучиться полетам у герра Отто Лилиенталя, а потом организовать свою летную школу с мастерскими при ней. И, значит, просит со вниманием отнестись к просьбе Лилиенталя о поставке нескольких русских моторов.

Отто в свое время не зря полгода проторчал в Залесье. Он не только научился летать, но и полностью прочувствовал аэродинамику дельтаплана. Настолько, что по возвращении в Германию смог модернизировать мой образец. Причем, что интересно, в сторону упрощения.

Так как моторы тогда производились только у меня и я их никому не продавал, ибо самому не хватало, Лилиенталь додумался до канонической конструкции дельтаплана. Такого, у которого нет ни двигателя, ни тележки, а пилот висит на ремнях, держась за планку трапеции. Построил несколько штук таких, набрал учеников и летал с холмов около Потсдама.

Потом немцы все же как-то освоили производство двигателей по моей лицензии, и Лилиенталь, которому покровительствовал лично кайзер, получил первые моторы. Но в этом-то и крылась засада.

На моем производстве нормальным получался каждый третий двигатель. То есть в среднем из трех один почти наверняка имел явный брак, а один – скрытый. И если явный обнаруживался сразу, то со скрытым так легко не получалось. Его идентификация была процессом на грани шаманства.

Попробуйте-ка сквозь рев выхлопа движка и звон поршневых колец расслышать еле заметное «вж-вж» слегка перекошенных коренных подшипников! Причем это можно сделать только в самом начале обкатки, а потом вжиканье пропадет. И движок пройдет все сдаточные испытания, вот только ресурс его будет не тридцать часов, как записано в документации, а от силы десять. И, главное, никак нельзя сказать заранее, в какой именно из этих десяти он встанет. Ладно, если бы скрытые неисправности были только в коренных подшипниках… но увы. В моторе, при всей его примитивности, было вполне достаточно мест, где что-то могло работать почти штатно, но все-таки не совсем.