Роман Злотников - Ярость обреченных [litres]

– Что же, все мы несем свои потери… Ну а как там склабины? Где находятся сейчас?

– Они скорым маршем отступают к замку в горах, взяли доставшихся им лошадей и с их помощью увеличили темп движения.

– Что остатки корпуса? Ведь в строю еще больше половины всадников – возможно ли организовать преследование?

– Акынджи и даже дели потеряли более половины бойцов, господин. Им нужен отдых и время для реорганизации. Сейчас в погоню мы можем бросить лишь сипахов, легкая конница будет готова преследовать не ранее чем через два дня – но к тому моменту мы уже не настигнем врага.

– Сипахов побережем для большой битвы, – рассудительно заметил Нури-паша и тяжело вздохнул, как и я всего минуту назад. – Значит, склабины успеют прорваться к крепости… Ну и пусть. Мы умеем брать любые укрепления; как бы ни были мужественны их защитники, они не выстоят. А потери… Вспомогательный корпус уже в пути, мы захватим эти земли еще до начала холодов и успеем выйти по ту сторону гор!

Крепость Львиные Врата

Аджей Корг, великий князь Рогоры

Окрестности замка встретили нас жутким смрадом сотен разлагающихся трупов, он чувствовался уже за несколько верст от места бойни. Комендант крепости – в черепной коробке которого мозгов вряд ли больше, чем у самой тупой курицы, а сердце явно позаимствовано у самого трусливого зайца – не обеспокоился захоронением погибших. И дело тут не в человеколюбии или сердечном участии – что мертвым до наших чувств? – а в банальной необходимости: тысячи неубранных трупов гарантированно вызовут чуму.

Но беженцев не похоронили сразу, а теперь посылать людей убирать их тела уже поздно – разложение идет полным ходом, и безопасно для себя похоронить их уже невозможно. Сжечь такое количество трупов не представляется возможным все по тем же причинам – да и леса мы столько не нарубим в окрестностях.

Другими словами, оборона Львиных Врат становится теперь довольно проблематичным предприятием.

Нет, на самом деле я немного придираюсь. Если вдуматься, даже когда заурцы отошли от стен крепости, их разъезды все время были рядом. А учитывая огромное число погибших, убирать их пришлось бы большим количеством малых групп, уязвимых для атаки даже десятка акынджи. Но и когда заурцы бросили все силы против нас, в крепости о том не знали, вероятность того, что это лишь военная хитрость, и враг жаждет выманить защитников, а после ворваться в замок на их плечах, была действительно высока.

Но, проезжая между телами посеченных, тронутых разложением женщин, детей, стариков – мужчин среди павших практически не видно, – я чувствую, как горло сжимает свирепая, звериная ярость – да так, что трудно дышать. К ней прибавляется острый стыд, давящее на плечи чувство вины – хотя, казалось бы, к случившейся здесь бойне я, да и весь наш отряд, никакого отношения не имею. Более того, умом я понимаю, что все зависящее от нас, все, что было в человеческих силах, мы сделали.

И в то же время меня не покидает чувство, что, если бы все мы увидели результаты «подвигов» акынджи до последней битвы, в прошлом бою сражались бы как минимум в два раза яростнее… И это, как ни странно, и вызывает разочарование и горечь – что, имея возможность как следует поквитаться с выродками, устроившими такое, мы не использовали ее в полной мере…

И опять мои мысли возвращаются к коменданту, которого я подсознательно использую в качестве громоотвода, переводя на него сдавившие сердце боль и ярость. Ведь мог же он открыть артиллерийский огонь гораздо раньше, мог! Пусть и зацепил бы тех же беженцев, что находились на предельной дистанции огня орудий, но ведь их всех и так посекли саблями, покололи копьями да затоптали конями! И не только их, а еще сотни людей, которых гнали практически до самых стен! К чему это малодушие, если, своими руками погубив сотню беженцев, гарнизон мог бы спасти целую тысячу, чьими телами теперь завалены все подходы к замку?! И на месте коменданта, ясно осознавая, что неубранные трупы могут привести к эпидемии, я бы приказал убрать как минимум всех тех, кто лежит в той же самой простреливаемой со стен зоне. А за ее пределами вполне можно было бы организовать разведку да уточнить, куда же делись акынджи…

Распаляясь все сильнее, я кладу ладонь на рукоять сабли, предвкушая скорую встречу с идиотом, поставленным во главе ключевого в Рогоре замка – и ведь поставленного идиотом наверняка не меньшим! И может быть, после нее тиски ярости наконец-то отпустят мое горло – ведь буквально же нечем дышать…

Эх, подумать только – успел бы Когорд заключить союз с ругами, пусть и ценой потери независимости Рогоры, и этой гетакомбы здесь не было бы, факт! Базилевс наверняка сумел бы верно оценить степень заурской угрозы, и сейчас в крепости нас встречала бы ругская рать. Да, видно, мой гонец не сумел совершить невозможное и добраться до Ругии степью… Хотя я на это и не рассчитывал – а все же жаль. Многое могло бы сложиться иначе.

Комендант своим видом нисколько меня не разочаровал – уже преклонных лет, высокий и сухой как жердь, с серыми блеклыми глазами и лицом матерого сухаря с навечно застывшим на нем брезгливым выражением. Он тут же бросился навстречу Эдрику, стоило нам миновать внешние ворота. Я же взялся за хлыст и покрепче стиснул рукоять, предвкушая, как исхожу им его тупую голову и рабски склоненную спину. Рубить пока рано, не поймут – по крайней мере, пока не объясню, почему считаю действия командира гарнизона заслуживающими смертной казни.

– Господин герцог! Господин гер…

Огненный взгляд Бергарского, разделяющего, судя по всему, мои мысли и чувства – а выводы об эпидемии напрашиваются сами собой, – прожег коменданта. Но, осекшись, он тут же продолжил:

– Прибыл гонец из южного гетманства: двадцатитысячный корпус ругов, весь полк правой руки [20] Устройство армии ругов весьма оригинально: наиболее крупным подразделением, способным самостоятельно вести боевые действия, считается полк. В то же время на поле брани руги нередко повторяют вековой древности построения, выдвигая вперед сторожевой полк, за ним строя передовой, за ним большой. Фланги войска держат полки правой и левой руки, имеются также и засадные полки. При этом любой из этих полков может быть как и буквально полком, так и соединением из нескольких крупных подразделений. целиком, вторгся с востока в гетманство. Остановить их некем и нечем, а потому руги беспрепятственно следуют к началу горного прохода. Их глашатаи на каждом углу трубят, что вторглись они ради оказания помощи своему союзнику, правителю Рогоры, и что теперь гетманство будет поделено между ним и державой ругов.